Дмитрий Целикин. Преступление и наказание: Ад в ассортименте

В «Крестах», в клубе, расположившемся в бывшей церкви, издательство «Лимбус Пресс» устроило презентацию выпущенного им альбома «Татуировки заключенных».
...Собственно графической части предпосланы автобиография-эссе самого 72-летнего коллекционера и обширная статья крупного московского специалиста в области тюремной этнографии и лингвистики Алексея Плуцера-Сарно «Язык тела и политика: символика воровских татуировок».
...Плуцер-Сарно пишет: «Тату — это уникальный язык символов и передаваемые в устной традиции правила их «чтения». И — пускается в путешествие по сей terra incognita, систематизируя и анализируя результаты полевых исследований Балдаева. Однако же при всей бесспорной лингвистической ценности книги к ней трудно отнестись только как к научному труду, как к ботаническому атласу или описанию форм бабочек. В издательской аннотации сказано, что в стране, где «каждый третий мужчина отмотал срок, а каждый пятый его охранял... зековские наколки являются «открытой книгой» человеческой скорби». Сказано-то оно сказано, но если уж говорить о скорби...
...Статья А. Плуцера-Сарно полна гибкого, изящного ума. «Тело в современной цивилизации — самый ценный объект, который нельзя «портить». Татуировка с такой точки зрения его оскверняет... Но, с другой точки зрения, наоборот, если тело человека сотворено Господом, то и прописанное на нем имя столь же священно, как надпись на иконе, как буквенные знаки на христианском кресте. Вытатуированный «автограф» превращается в живое слово, обращенное к Богу. Такая надпись как бы содержит в свернутом виде авторское «я», она конгруэнтна его душе». «Тату — это не просто вырезанный на теле «голос человека», его реплика, но еще и голос самого тела, голос тела как «вещи», предмета, это как бы vox rei. Тело умирает, овеществляясь, и вновь оживает, как говорящая вещь. Главный признак таких татуировок — «речь» от первого лица, они как бы обращаются к зрителю. Таковы, к примеру, наколки на ногах «Вымой, вытри!» или на веках «Не буди»... Очень показательна татуировка, наносимая на подъемы ног, — «Они тащат меня под конвоем». В ней тело говорит о ногах как о самостоятельном персонаже». «Не случайно сам процесс татуирования часто происходит насильственно, когда татуирование (как и пытка) оказывается способом заставить тело говорить правду... Условность тела в этом пространстве резко возрастает, а границы личности стираются. Вор не принадлежит себе, он принадлежит воровскому миру... Тело здесь — лишь часть воровского языка, языка тату, шрамов, жестов и пыток. А пытка — это лишь разновидность вопроса, задаваемого телу, это лишь речь вещи, например речь «пера», обращенная к телу». И наконец: «Только после совершения соответствующих воровских тюремных обрядов посвящения и нанесения таких тату юные воры могут начинать свою карьеру. Важность этого обряда усугубляется тем, что инициация, как известно, есть символическая смерть человека... Кстати говоря, сама тюрьма символически воспринимается как могила. А посещение ее — главный этап в жизни вора»...