Стихи не для дам: Русская нецензурная поэзия второй половины XIX века

А. В. Дружинин Н.А.Некрасов И.С.Тургенев

Для Чернокнижных вдохновений

Н. А. Некрасов

Мы посетив тебя, Дружинин, Остались в верном барыше:

Хотя ты с виду благочинен, Но чернокнижен по душе:

Научишь каждого веселью,

Полу плешивое дитя.

Серьезно предан ты безделью

И дело делаешь шутя.

Весьма радушно принимаешь

Ты безалаберных друзей,

И ни на миг не оставляешь

Ты аккуратности своей.

В числе различных угощений

Ты нам охоту снарядил

Среди наследственных владений...

И лист бумаги положил

Для Чернокнижных вдохновений.

28 июля 1854 Чертово

27

И. С. Тургенев РАЗГОВОР

— Мария, увенчай мои желанья. Моею будь — и на твоих устах Я буду пить эдемские лобзанья.

— Богаты вы? — Нет — сам без состоянья. Один, как говорится, хуй в штанах!

— Ну нет—нельзя,—ответствует уныло Мария, — не пойду — нет, если б два их было!

28

Н. А. Некрасов, И. С. Тургенев (и А. В. Дружинин?)

ПОСЛАНИЕ К ЛОНГИНОВУ

Недавний гражданин дряхлеющей Москвы, О Друг наш Лонгинов, покинувший — увы! — Бассейной улицы приют уединенный, И Невский, и Пассаж, и клуба кров священный, Где Анненков, чужим напоенный вином, Пред братцем весело виляет животом, Где, не предчувствуя насмешливых куплетов, Недолго процветал строптивый Арапетов, Где, дерзок и красив, и низок, как лакей, Глядится в зеркало Михаиле Кочубей, Где пред Авдулиным, играющим зубами, Вращает Мухортов лазурными зрачками, Где, о политике с азартом говоря, Ты виртембергского пугал секретаря И не давал ему в часы отдохновенья Предаться сладкому труду пищеваренья.— Ужель, о Лонгинов, ты бросил нас навек? Любезнейший поэт и редкий человек! Не ожидали мы такого небреженья. Иль мало мы к тебе питали уваженья? Иль полагаешь ты, что мы забыть могли Того, кем Егунов был стерт с лица земли, Кто немцев ел живьем, как истый сын России, Хотинского предал его родной стихии, Кто верно предсказал Мильгофера судьбу, Кто сукиных сынов тревожил и в гробу, Того, кто, наконец,—о подвиг незабвенный— Поймал за жирный хвост весь причет наш

священный? Созданье дивное! Ни времени рука, Ни зависть хитрая лаврового венка С певца Пихатия до той поры не сдернет, Пока последний поп в последний раз не пернет! И что же! нет тебя меж нами, милый друг! И даже — верить ли? — ты нынче свой досуг Меж недостойными безумно убиваешь, В купальне — без штанов — с утра ты заседаешь;

29

Кругом тебя сидят нагие шулера,

Пред вами водки штоф, селедка и икра.

Вы пьете, плещетесь и пьете вновь до рвоты!

Какие слышатся меж вами анекдоты!

Какой у вас идет постыдный разговор!

И если наконец вмешаешься ты в спор,

То подкрепляешь речь не доводом ученым,

А вынимаешь член и потрясаешь оным!

Какое зрелище! Но будущность твоя

Еще ужаснее... Так, вижу, вижу я:

В газетной комнате, за «Северной Пчелою»,

С разбухшим животом, с отвислою губою,

Среди обжорливых и вялых стариков,

Тупых политиков и битых игроков

Сидишь ты, то икнешь, то поглядишь сонливо...

«Эй, Вася! трубочку!» — проговоришь лениво,

И тычет в рот тебе он мокрым янтарем,

Не обтерев его прилично обшлагом.

Куря и нюхая, потея и вздыхая,

Вечерней трапезы уныло выжидая,

То в карты взглянешь ты задорным игрокам,

То Петербург ругнешь, за что не знаешь сам...

А там, за ужином, засядешь в колымагу—

И повлекут домой две клячи холостягу —

Домой, где всюду пыль, нечистота и мрак,

И ходит между книг хозяином прусак.

И счастие еще, когда не встретит грубо

Пришельца позднего из Английского клуба

Лихая бабища — ни девка, ни жена.

Что ж тут хорошего? Ужели не страшна,

О друг наш Лонгинов, такая перспектива?

Опомнись, возвратись! Разумно и счастливо

С тобою заживем, как прежде жили, мы.

Здесь бойко действуют кипучие умы:

Прославлен Мухортов отыскиваньем торфа, Из Вены выгнали барона Мейендорфа, Милютина проект ту пользу произвел, Что в дождь еще никто пролеток не нашел, Языкова процесс отменно разыгрался:

Он без копейки был — без денежки остался. Европе доказал известный Соллогуб, Что стал он больше подл, хоть и не меньше глуп, А Майков Аполлон, поэт с гнилой улыбкой, Вконец оподлился—конечно, не ошибкой...

30

И Арапетов сам—сей штатский генерал, Пред кем ты так смешно и странно трепетал, Стихами едкими недавно пораженный, Стоит, как тучный вол, обухом потрясенный, И с прежней дерзостью над крутизной чела Уж не вздымается тюльпан его хохла!

А. В. Дружинин и Н. А. Некрасов ПЕСНЬ ВАСИНЬКЕ

Доброе слово не говорится втуне. Гоголь

Хотя друзья тебя ругают сильно, Но ты нам мил, плешивый человек. С улыбкою развратной и умильной Времен новейших сладострастный Грек. Прекрасен ты — как даровитый странник, Но был стократ ты краше и милей, Когда входил в туманный передбанник И восседал нагой среди блядей! Какие тут меж нас кипели речи, Как к ебле ты настраивал умы, О  Как пердежом гасили девки свечи...

Ты помнишь ли? — но не забудем мы!

Среди блядни и шуток грациозных, Держа в руке замокнувший гондон, Не оставлял и мыслей ты серьезных И часто был ты свыше вдохновлен. Мы разошлись... иной уехал в Ригу, Иной в тюрьме, но помнит весь наш круг, Как ты вещал: люблю благую книгу, Но лучшее сокровище есть друг!!!' О дорогой Василий наш Петрович, Ты эту мысль на деле доказал, Через тебя ерливый Григорович Бесплатно еб и даром нализал.

* * *

Тот, кто умел великим быть в борделе— Тот истинно великий джентльмен. Еби сто раз, о друг наш, на неделе, Да будет тверд твой благородный член.

1 Читатель не должен судить по этим стихам о наших чувствах к одному из первых друзей наших. Истинный литератор не должен жа¬леть отца ради красного слова. (Примеч. авт.)

32

Пускай, тебя черня и осуждая,

Завистники твердят, что ты подлец. Но и в тебе под маской скупердяя Скрывается прещедрый молодец. О, добр и ты!.. Не так ли в наше время, В сей блядовской и осторожный век, В заброшенном гондоне скрыто семя, Из коего родится человек.

Н. А. Некрасов, И. С. Тургенев (и А. В. Дружинин?)

ОТВЕТ ЛОНГИНОВА ТУРГЕНЕВУ

Тургенев! кто тебе внушил Твое посланье роковое? Я здесь беспечно ел и пил, Пердел устами и дрочил, Позабывая все земное. И вдруг — послание твое В купальне круг наш так смутило, Как будто всем нам копие Воткнули в жопу или шило! Тебе ли пьянство осуждать И чернокнижные поступки, Которым суждено блистать От Петербурга до Алупки (Читатель ждет за сим залупки. На, вот, бери, ебена мать!)"~

Тебе ль, кто, жив лет тридцать пять, Доныне не окреп в рассудке, Стыдиться нагишом плясать И всенародно хуй встрясать Под видом грациозной шутки? Скажи, ебал ли ты ежа, Его в колени положа, Как действуют сыны России? Любил ли водку всей душой? И в час похмелья — час лихой, Алкал ли рюмки, как Мессии? Хвала тому, кто без зазору В грязи, в говне, на груде вшей Паршивейшую из блядей Готов^уеть во всяку пору! И тот велик, кто по утрам, Облопавшись икрой и луком, Смущает чинных светских дам Рыганья величавым звуком. Блажен, кто свету не кадит, Жеманных дам не посещает,

34

Купаяся, в воде пердит

И глазом весело глядит,

Как от него пузырь всплывает

И атмосферу заражает,

Но наслажденью не вредит!

А. В. Дружинин ПАРГОЛОВСКИЕ ИДИЛЛИИ

Насрал я в тени сикоморы, Подтерся лопушником я И слышал кругом разговоры, Что я и подлец, и свинья. Прошел тут какой-то ядрило, Меня он свирепо ругнул. Но сам, поскользнувшися, рыло В мое изверженье воткнул. Казалось, и самые птицы Бежали картины сея, Лишь робко младые девицы Глядели на кончик хуя. А с розой шиповник шептался, Зефиры порхали кругом. И к небу, виясь, поднимался Лопушник, покрытый говном.

1850

36

А. В. Дружинин ПОСЛАНИЕ КНЯГИНЕ БУТЕР

Мы, плебеи, пришли издалека

Поглядеть на владенья твои. Нет в кармане у нас ни бойока1,

Но здоровы и толсты хуи. Покажи нам дворец твой блестящий,

Где так много чернил и статуй. Мы ж за то тебе —вечно стоящий

Обнаружим ядреный наш хуй.

Ты стара и богата не в меру,

Мы же в бедности гнусной живем. Наеблась ты Полье и Бутеру,

А теперь мы тебя заебем.

1 Мелкая неаполитанская монета. (Примеч. авт.) 37

А. В. Дружинин ПОДРАЖАНИЕ ДАНТУ

(писано в Парголове в бурный вечер)

Из всех людей, пристрастных к жепендясу, Один лишь поп, подняв бесстыдно рясу, Ебет при всех, за небольшую мзду.

Давно уж он в борделях не бывает, И женский род открыто презирает,

И бранию рыгает напизду.

Не знает он, что по законам русским Того, кто тычет хуй по жопам узким, Во всех церквах проклятью предают

И, повестив печатно всю Европу, Спустив порты и оголивши жопу,

Треххвостником на площади дерут.

Когда ж во ад отыдет подлый грешник, Пятьсот бесов, церковный взяв подсвечник, В широкий зад преступника воткнут.

И, накалив металл его докрасна, Беснуясь и ликуя велегласно,

Подсвечник тот там трижды повернут.

Смотреть на казнь смердящей сей особы Все дрочуны дридут и жопоебы.

И весь в огне предстанет Вельзевул.

И лопнет зад—и будут своды ада Исполнены зловония и смрада,

И крикнет поп: миряне, караул!

38

А. В. Дружинин

АЛ. ДМ. Г.Щ.Н В ЭЛЕГИЧЕСКОМ РАСПОЛОЖЕНИИ ДУХА

Элегия

Однажды наш любезнейший Сатир

Вошел в бордель с Кирилиным Андреем

И, портеру хватив, вещал: «Наш мир

Стареется, и сами мы стареем!

Друзья, друзья! полезли вы в чины

(Хоть чин высокий нездоров для хуя!),

И прежние лихие блядуны

Трудятся для наград и почечуя!

Увы! увы! согнувшися, сидит

За картами Каменский наш плешивый.

Мантилий он больше не винтит,

Он стал Штабс-Рат и дилетант спесивый!

Заходится лишь ухо у него тогда,

Как де Лагранж отдернет трель синицей,

В бездействии висит его елда,

Зато болит всечасно поясница!

Где Лонгинов, сей сердцу милый хлыщ,

Достойный бард бордельного лакея?

Умчался он от клуба и^блядищ

В Москву, отчизну водки и елея!

А Пейкер? Уж его не обвинит

Наш Федька-дрянь' в деяньях непристойных!

О милый друг, не лучше ль во сто крат

Быть прежним безалаберным Андреем?

О милый друг, не лучше ль по ночам

Иль в бурный день являться средь столицы,

С банкротами ходить по хересам

И оставлять платки свои девицам?2

Хвала тебе, Степан Струговщиков!

И ты, меньшой из канцелярских братии!

1 Известен анекдот об Андриевском Федьке, предостерегавшем мо¬лодых чиновников от дружбы с Пейкером, Гущиным и Кирилиным. (Примеч. авт.)

2 Похождение А. Гущина в Гессен-Дармштадте. (Примеч. шт.)

39

Дружинин наш, любитель портеров, Так оба вы пример для всех собратий! И молоды обоим лета вам. И с дракой бал, и кегли средь Туннеля, И нагишом кадриль среди борделя. И блядовство по грязным Чердакам! На зло годам, на зло вестям из Крыма, Собачий кляп Судьбе сулите вы, Так блядуны воинственного Рима Перед судьбой не гнули головы! Враги чинов и с ними почечуя, Вы любите веселие одно! Зато ваш дух бодрей монашья хуя:

Цветете вы—а мы—давно Говно!!»'

* * *

Ушел Сатир. А вся бордель рыдала, Кирилина блевало в уголку. И тень Ждановича привет свой посылала Любезнейшему старику!

2 ноября 1854

' Из известного письма. (Примеч. авт.) 40

А. В. Дружинин

ПРАВИЛА КОМПАНИИ ДЛЯ АБОНЕМЕНТА ЗАСЦВИНЕК [?], ПУПЕРОК, БЕЛОНОЖЕК И ДОНН ВСЯКОГО СОРТА

ОСНОВАНИЯ

1) Каждый порядочный человек более или менее ну¬ждается в девчонках.

2) Каждая девчонка нуждается в покровителе.

3) По случаю похода, в Петербурге много вакантных донн.

4) По случаю разных обстоятельств, у нас денег мало.

5) Поэтому требуется сближаться с девчонками при наименьшей трате капиталов. С сей целью и учреждается Компания.

СОСТАВ КОМПАНИИ

1) Число произвольное—от 5—10.

2) Каждый член платит по 50 р. серебром [за ч.: еже¬месячно].

3) За эту цену каждый член может видеть несколько сот девиц и, проведя время приятно, обзавестись одною из них.

ПРАВИЛА ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

1) Каждый член должен представить списки сводням и девицам, у которых собираются подруги.

2) С общего согласия выбирается одна таковая и або¬нируется на месяц.

3) В этом месяце она обязана показать компании всех своих прихожанок.

41

3) Для того чтобы прихожанки являлись охотно и время текло веселее, ей дается известная сумма на по¬купки чая и устроение вечеринки без танцев.

4) Пересмотрев всех донн у абонированной особы, пе¬реходят к другой и также ее абонируют.

5) Приблизительно говоря, в месяц можно абониро¬вать до 8ми домов, что должно стоить около 40 р. с.

6) По истечении года вся блядовская статистика Пе¬тербурга будет известна Компании, она обогатится дра¬гоценными приобретениями.

1 Так в тексте. (Примеч. сост.)

А. В. Дружинин ВЫПИСКА ИЗ ГАЗЕТЫ

Высочайшим приказом по Гражданскому ведомству, изданном в Петергофе 27 июля 1854 года. Директор Кан¬целярии Министра Уделов Статский Советник Арапетов за физическое и душевное безобразие, столь долго выра¬жавшееся в строптивости, отвратительных телодвижени¬ях и иных неблагонадежных поступках, ссылается на веч¬ные времена Гдовского уезда в деревню Пустынку.

Штат и правила содержания Арапетова приложены при 54 № «Сенатских Ведомостей»:

ВЫПИСКА ИЗ «СЕНАТСКИХ ВЕДОМОСТЕЙ» Для надзора за арестантом полагается

1 Временная комиссия Распорядителей

из пяти членов Председатель: П. В. Анненков Члены Н. Н. Тютчев (за ч.: А. Н. Егунов) С. А. Авдулин

Заседающий с правом голоса: один из чиновников Канцелярии Министра Уделов, служивший под началь¬ством арестанта.

2 Лица для постоянного надзора

Жандармский прапорщик Егунов, Монах из валаамского подворья, Инспектор полковник Огарев, Два заплечных мастера из Управы Благочиния.

43

Обязанности комиссии Распорядителей

1) Рассмотрение просьб арестанта о смягчении его участи.

2) Выбор назидательных книг для чтения.

3) Назначение наказаний арестанту: свыше 1000 уда¬ров кнутом.

4) Допущение льгот в случае добропорядочного пове¬дения арестанта, как-то: приглашение армянского священ¬ника, позволение собирать полевые цветы, петь духовные гимны, вышивать гладью и бисером, пить снятое молоко и встречать восхождение солнца. Каждая льгота допуска¬ется вследствие большинства голосов, по личной просьбе арестанта.

5) Использование средств к улучшению поведения сей наказанной особы и к смягчению его безобразного нрава.

Обязанности надзирателей

1) Исполнение предписаний Распорядителей Думы.

2) Телесные наказания и их назначение (менее 1000 ударов кнутом), назначение поста и покаяния, меры каса¬тельно временного заточения арестанта в темную комнату и усмирения его буйства всякими иными путями.

3) Попечения о пище, одежде и занятиях арестанта.

4) Предохранение мужского населения и младенцев дер. Пустынки от его сладострастных притязаний.

5) Общие заботы о здоровьи и довольствии его же.

Свод правил содержания арестанта

1) ...•

) На этом текст обрывается. (Примеч. сост.)

Ты издавал стихи в Карлсруэ,

Мы—их в России издаем. Мы шевелить старались вместе Ты—мозг спинной, мы—головной;

Читает нас жених невесте, Тебя же муж перед женой Читать, наверно, побоится И только, может быть, хмельной Иным стихом проговорится. За что ж накладывать на нас Ты любишь цензорскую лапу? За то ль, что новый наш Парнас Не служит более Приапу? Иль, наконец, твоя вражда В различьи наших свойств таится? Так мать-блудница иногда На дочь невинную косится.

На смерть М. Н. Лонгинова он откликнулся следующим четверости¬шием;

Стяжав барковский ореол, Поборник лжи и мрака, В литературе раком шел И умер сам от рака1.

Андрей РАНЧИН

1 М и н а е в Д. Д. Избранное. Л., 1986, с. 199.

М.Н.Лонгинов

Стихи не для дам

БОРДЕЛЬНЫЙ МАЛЬЧИК

ПОЭма

Посв. И. И. Панаеву

Nejsum maggior dolore

Che ricodrarsi del tempo felice

Nell a miseria.

Dante 1

I

Уж ночь над шумною столицей

Простерла мрачный свой покров.

Во всей Мещанской вереницей

Огни сияют бардаков.

В одном из этих заведений

Вблизи Пожарного Депа

Уж спит от винных испарений

Гуляк наебшихся толпа.

Из них один лишь, нализавшись,

Не спал, как истинный герой;

С распутной девкой повалявшись

И поиграв ее дырой,

Оставил он ее в постеле,

Уселся возле на диван,

Решился ночь провесть в борделе

И принялся за свой стакан.

Все окружавшее нимало

Его теперь не занимало:

В постеле, заголив пизду, Развратная, как Мессалина,

1 «Тот страждет высшей мукой, // Кто радостные помнит времена // В несчастии...» (Данте. Божественная комедия. Ад, V, 121—123, перев. М. Лозинского). В эпиграфе итальянский язык искажен. (Примеч. сост.)

55

И недоступная стыду,

Лежала девка Акулина.

Две титьки, словно две мошны,

Величиной, как два арбуза,

Блевотиной орошены,

У ней спустилися до пуза.

Огарок сальный у окна

Бросал на все свой блеск унылой...

Но наш герой, хотя без сна,

Не видел сей картины милой.

И задремал он наконец...

В дверях, рисуясь в полумраке,

Пред ним стоял в дырявом фраке

Борделя сумрачный жилец.

II

Откуда он? Никто не знает, Живет уж он в борделе год И никому не доверяет Своей минувшей жизни род. Носились слухи, что близ Банка Со сводней он когда-то жил, Но выгнан был, потом ходил Он с тамбурином за шарманкой. Что б ни было. В борделе той Ему был хлеб не даровой. Его заслуживал он потом:

У девок вечный был фактотум

И не роптал на жребий свой.

Он ставил в кухне самовары,

В бордель заманивал ебак,

С терпением сносил удары

Лихих бордельных забияк.

Когда ж все в доме было пьяно

И сонм блядей плясать хотел,

Для них играл на фортепьяно

И песни матерные пел!

Под скромной кличкою Ивана

Скрывался незнакомец сей,

И никому он даже спьяна

Не вверил повести своей.

56

III

И так Иван, глядя угрюмо, Стоял насупившись в углу, И грустная мелькала дума По бледному его челу. И, видно, тяжкое страданье Не мог он больше превозмочь:

Он сделал к ебарю воззванье И начал вдруг повествованье. Вот вам слова его точь-в-точь:

IV

«Ты думаешь, блядун вседневный, Кого здесь часто вижу я, Что рок всегда мой был плачевный, Что от рожденья я — свинья, Что бегать в лавку за селедкой Для девок я лишь сотворен И сводню звать своею теткой От колыбели осужден. Нет, нет! Не знаешь ты Ивана! Ты исповедь узнай мою. И хоть теперь наебся спьяна, Дрожи за будущность свою!

V

И я ходил в белье голландском,

И я обедал у Дюме.

И трюфли заливал шампанским,

Не помышляя о тюрьме.

Я франтом лучшего был тона,

С князьями дружество водил,

И титло громкое барона

В танцклассах с гордостью носил.

Всю жизнь кутил и бил баклуши,

Вставлять умел лорнетку в глаз,

И имя нежное Ванюши

От девок слыхивал не раз.

Беспечно развалясь в карете,

Катался по Большой Морской.

57

Досель в плохом моем жилете Заметен щегольской покрой... Узнай же все: перед тобой Мильгофер!..

VI

Обо мне немало Ты, верно, слыхивал давно, О том, какой лихой был малой Тот, кто теперь, увы! говно. Есть грозный рок: он проявленья Всегда различные берет. И нас иль в горние селенья, Или на съезжую ведет. Однажды мне нещадный fatum В лице квартального предстал И с стражи городской солдатом Меня под каланчу послал. В моей беспечности блаженной Забыл я, что успел прожить Все то, что мой отец почтенной Успел на скрипке напилить. Необходимость научила Меня займам под векселя. И тут судьба не упустила Мне дать внезапно киселя. Оставлен знатными друзьями, Тотчас Цирцеями забыт, На смрадной съезжей дни за днями Влачил я, потеряв кредит. Единственный пальто дырявой Мог прикрывать меня едва, И я, танцклассных буйств глава, Навек с своей простился славой. И молча гас...

VII

Как я потом Обрел постылую свободу, Терпел, попал в бордельный дом, Со сводней прожил больше году

58

И ею выгнан был... что в том? Я не хочу сих ран сердечных Напрасно снова открывать! Довольно уж того, что вечно Я должен здесь себя скрывать. И пусть бы в этом заведенье Я жил на сводника правах! Завидно это положенье! Но нет! я обратился в прах. Невольник бандерши капризов, Слуга покорнейший блядей, Я знаю в качестве сюрпризов Одни побои в жизни сей...

VIII

Итак, неопытный гуляка, Да вразумит тебя пример:

Того, кто тоже был ебака, В танцклассах первый кавалер. Смотри, чтоб и тебе порою О прошлых днях не потужить И, с жизнью распростясь лихою, Бордельным мальчиком служить!..»

IX

Умолк! И безотрадным взором Вокруг себя Иван повел, Но страха этим приговором Ни на кого он не навел. Пред ним печальную картину Огарок сальный озарял:

В постеле бздела Акулина И ебарь наш во сне рыгал.

Кончено 29 октября 1852 года

СВАДЬБА ПОЭТА

Сиял уже свечами храм.

На клиросе блеяли. Венчался с блядью гнусный хам,

Хлыщи венцы держали. Противу двери от двора

Стояли пред амвоном Четы позорной шафера:

Ярыжкин наш с Платоном. Давно уж вам знаком майор,

Платон же величавый — Брат Кукольнику, сущий вор,

Не малое укравый. И книжников был целый клир

При бракосочетаньи;

И тот, кто днесь убог и сир,

Присущ был в сем собраньи. О Жернаков! речь о тебе!

Блеснул ты метеором И, смело вверяся судьбе,

Сначала не был вором. Ты не был жертвою заклан

В те дни еще Фаддеем, Не вовсе пуст был твой карман

И слыл ты грамотеем. И ты весь в бархате, в бобрах,

О Ольхин! был во храме. Служил ты прежде в сторожах,

Женился вдруг на даме, Открыл богатый магазин,

И зажил припевая, Прохлад и нег роскошный сын,

Невзгод не ожидая. Но днесь, увы, объявлен ты,

Друг, злоственным банкротом. И не спасен от нищеты

Булгарина оплотом. И ты, на эскимосский лад

Французский прощелыга, Плюшардий! был бы уж "Богат,

Да погубила книга. В ее ль семнадцати томах

Лежат твои приходы?

60

Не в двадцати ль борделях, ах!

Их прожил ты в те годы? И он, и он был в их строю,

Лисенков оный смелый, Кто пал с Булгариным в бою

На щит осиротелый. Меде них и твой тюрбан блистал,

Кондратьевна Жанета, Кого наш век лишь сводней знал,

Но блядью — древни лета. Твоей бордели наш поэт

Амалией обязан— И к алтарю ее ведет,

Навеки с нею связан. И ты, Бернет, там предстоял

И видел все в тумане, Как будто ты предузнавал

Судьбу свою заране. Но чья седая голова

Виднеется во мраке? Кто движется в толпе едва

В мундирном новом фраке? Как лучезарная звезда,

Ланит румянец яркий,— Чело, как бритая < пизда >

Дряхлеющей татарки, Все, все вещает в нем гостям:

Грядет во храм вельможа! И шлет поклон по сторонам

Предательская рожа. Се тот, кто сочетать решил

Видока с Совестдралом И бездну мерзостей успел

Вместить в сем теле малом. Се ты, любимцем русских муз,

Булгарин необъятный, Пришел благословить союз

Четы сей благодатной!

Почетной стражи целый строй

Явился за Видоком, [Фаддеем] То тли был необъятный рой,

Назвать ее посмеем:

61

Алеша Греч, меньшой из чад

Гнезда пчелы поганой. И телом, и душою гад

Вонючий и засраный. И мелкий червь из-под Москвы—

Межевич — цвет собранья — С задором, но без головы,

Пустившийся в писанье. Другие... но пора давно

Вернуться нам к герою. Мы в сорта высшего грвно

Должны ступить ногою.

И вот уж начался обряд.

Терзаемый изжогой, Бросает Нестор гордый взгляд

На лик Жанеты строгий. Невеста чуть жива стоит,

Упреков ожидая:

Увы! теперь ей предстоит

Обязанность иная. Теперь, вступая в высший свет,

Супруге Бригадира, Ей посетить уж льготы нет

Приют любви и мира, Где сладко жизнь вела она

В кругу блядей здоровых И, вечной кротости полна,

?_<_бла.>_сь^ за пять целковых. И вот похабная чета

Меняется перстнями, И се — священные уста

Разверзлися словами:

«Раб Божий Нестор обручен,

Обручена Амалья!» И забасил «аминь!» не в тон

Ярыжкин наш каналья.

Вокруг налоя молодых

Ведут рука с рукою, И вдруг разнесся сзади их

Какой-то смрад струею.

62

Бежит церковный с тряпкой страж -

И вдруг узрели что же? Произвести такой пассаж

Ни на что не похоже! Ярыжкин, выпуча глаза,

В неслыханной натуге, Как будто получив туза,

Блевал на шлейф супруги. Но все счастливо обошлось,

Страж вытер все тряпицей, И поздравленье началось

Сей притчи во языцех.

Тогда почетный гость Фаддей

Ступил на середину Благословить своих детей:

Они согнули спину, А он над ними длань простер,

Как патриарх маститый, И, чмокнув их, пошел на двор

С своей достойной свитой.

Теперь перенесемся в дом

Близ церкви Вознесенья, Где страшный поднялся содом

Во славу обрученья. И загремел венчальный пир

С приправой жирных брашен:

Но брюху русскому сей жир

Отраден, а не страшен. Портвейн от Фохтса заиграл

Вслед русской кулебяки, Хозяин пьяный закричал:

«Долой штаны и фраки!» Развеселил собою Брант

Своих собратий мрачных. Элькан пропел хвалебный кант

Во славу новобрачных.

В углу возник горячий спор

Меж пьяными гостями, И поселился вдруг раздор Меж сими господами.

63

Ругнул нечаянно Бернет

Жандармов благородных И закричал, что в мире нет

При них идей свободных. Ярыжкин крикнул: «Не болтай,

Ты их узнаешь силу!» — И как-то дернул невзначай

Смирновского по рылу. Смирновский громко возопил

И, яростью пылая, Хватил майора со всех сил,

Куда и сам не зная. Майор схватился за м<уде>

И дал туза кому-то. И драка вдруг пошла везде

В единую минуту. И все слилось в какой-то сброд

Каких-то .харь разбитых, Расквашенных носов, бород

И фонарей подбитых. К скандалам не привыкнув сим,

Кондратьевна Жанета Кричала с ужасом тупым:

«Где, где моя карета?» И не взирая ни на что,

Хоть драка унялася, Она сыскала свой пальто

И тотчас уплелася. Когда волненье унялось,

Тот тер виски и ляжки, Другой примачивал свой нос, Иной чинил подтяжки.

И вот настало наконец

Священное мгновенье, Когда Гимена новый жрец

Изыдет на служенье. На брачной комнаты порог

Ступили молодые И преклонилися до ног

Перед Фаддея выей. Но, выпив с лишком полведра,

Не мог жених подняться-

64

И на полу он, как гора,

Был принужден остаться. Майор позвал скорей людей,

И Нестора подняли, С трудом стащили до дверей

И на постель расклали. Меж тем Амалия вошла

В дезабилье красивом, К супругу робко подошла

В неведенье счастливом. И вдруг... о ужас! перед ней

Свершилось в очью чудо:

Внезапно появилась ей

Облеванная груда.

О ложе неги, пое<бк>ов

И всяческих даваний! Тебе ли местом быть блевков

И бзд<ох>ов и рыганий? Но долг супруги превозмог:

Амалия решилась И, кое-как в постель, близ ног

Супруга поместилась. Как провели супруги ночь

В облеванной постели И как е<блись>? о том точь-в-точь

Сказать мне не сумели. Но это, право, все равно

И им, и вам, читатель:

Амалию уж е<б> давно

До свадьбы наш приятель. Он с ней теперь семь лет живет

И, блядь свою целуя, Ее он маменькой зовет:

Так посулим им < хуя >!

20 января 1853 г.

Э.А.Абаза М.Н.Лонгинов Д.В.Мещеринов

Еще "Руслан и Людмила"

Косте Булгакову

Вот бред нелепо вдохновенный

Нелепо-милых прошлых дней, Когда беспечный и влюбленный Я пировал в кругу друзей. Ты хочешь вспомнить, как, бывало, «Руслана» глупые слова Мое перо пересоздало И охмелялась голова. Прими ж поэму шутовскую, Где все вранье, галиматья. И вспомни молодость былую Со всею прелестью ея. Те дни, когда еще новинкой «Руслан» наш несравненный был И звуки, созданные Глинкой, Невольно всякий затвердил. Пускай состарели нас лета, Судьбе спасибо и за то, Что в нас жива способность эта Не забывать, что прожито, И, времени на посмеянье, Мы в глубине души своей Храним, как клад, воспоминанье И пепел чувств минувших дней.

Москва 17го августа 1854

77

ЕЩЕ «РУСЛАН И ЛЮДМИЛА»

ВОЛШЕБНО-ПРАВДИВАЯ ОПЕРА В 5ти ДЕЙСТВИЯХ,

СОЧ. Э. А. АБАЗЫ, Д. В. МЕЩЕРИНОВА И М. Н. ЛОНГИНОВА.

Музыка М. И. Глинки

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Светозар, В<еликий> князь Киевский—ф. Н. Обер, инспектор

Театр < ального > Уч<илища>. Людмила, дочь его — собирательная воспитанница Т<еатрального>

У < чилища >.

Руслан, жених се — собирательный театрал. Ратмир, кн<язь> Хазарский—М<ихаил> Л<ьвович> Не -

в а х о в и ч, отставной штабс-ротмистр. Баян—К. А. Булгаков, л<ей6>-г<вардии> Московского полка

подпоручик.

Горислава, пленница Ратмира—Т. П. Смирнова, 1я танцовщи¬ца. Финн, добрый волшебник — А<лександр> Л<ьвович> Не -

в а х о в и ч, начальник репертуарной части. Наина, злая волшебница—Румянцева, классная дама Т<еатраль-

ного> Училища.

Голова—А. М. Гедеонов, директор импер < аторских > театров. Ч е р н о м о р, злой волшебник—Л. В. Ду б ел ьт, г<енерал>-м<ай-ор> свиты Его И < мператорского > В < еличества >.

Театралы, воспитанницы, слуги, жандармы и проч.

Действие в С.-Петербурге.

Танцы: в 3 д. Тени Федора и Ваньки — разДе аецх1 —с кордебалетом разных привидений.

В 4 д. г-жа Данилова—лезгинку. При чтении не мешает следить за настоящим либретто «Руслана».

1 Па-де-де (букв. «танец вдвоем»; фр) — одна из основных музыкаль¬но-танцевальных форм в балете. (Примеч. сост.)

79

Январь 1843 ИНТРОДУКЦИЯ

Дела давно минувших дней, Преданья старины глубокой! Ну что же ты, Булгаков, пей! В тебе заметен дар высокой, Ты пьешь и песнею своей Твердишь о старине далекой.

Булгаков

Теперь блаженство на земли. Теперь для Школы дни златые. И театралы удалые В ней счастье ныне обрели.

Хор

Да здравствует Обер наш милый, Проклятье, Федоров' подлец! Теперь прелестным Людмилы Всем бедствиям нашли2 конец.

Булгаков

Да из девиц тогда печали Никто, никто уйти не мог. Хотя они и отвечали, Но как страдали, ах, мой Бог!

Оденется с зарею Девица, а за нею Глаза устремлены Уж гувернантки-дуры. И все ее амуры Сокрыты быть должны.

Ее воспламененный Любовник упоенный

' Дмитрий Яковлевич Федоров, предшественник Обера. (Примеч. мм.)

1 Так в тексте. (Примеч. сост.)

80

Лишь мимо Школы шаг, А там мадам уж злая, Воспитанниц ругая, Воюет так, что страх.

Жеребцов

Ты не уйдешь теперь, ей-ей, Подлец Обер, моих когтей.

М. Невахович (Булгакову)

Душа ты общества, скорей Бокал другой себе налей.

Обер

Что может быть девиц милей, Без них что в жизни мне моей?

Руслан

О! верь моей любви, Людмила! Нас грозный рок не разлучит.

Людмила

Руслан! верна твоя Людмила. Но Дубельт все меня страшит.

ДЕЙСТВИЕ I

Столовая в Школе, огромный стол еп (ег а сЬеуаГ, за ним сидят; Обер, Руслан, Людмила, Жеребцов, Булгаков, М. Невахо¬вич, множество театралов и воспитанниц. Слуги и музыка в глубине.

Булгаков

Да! я уверен, о прелесть Людмила, Друга с тобою не разлучить!

> В форме конской подковы (фр.). (Примеч. сам.) 81

Теперь Обер могучий Разгонит злые тучи     ^ И козней ков сотрет.

Руслан

Пора домой, моя Людмила, Уж полночь на дворе гудит.

Людмила

Ах, страсти! я готова, милый, Пора уж праздник прекратить.

Булгаков

Я счастлив, что девица эта Любовью разогрета. Я греюся вином.

Хор

Мир и блажество, чета молодая! Первый пример вы тому, ^"" Как при Обере Дирекция злая Стала покорна уму.

М. Невахович (слугам)

Лейте полные кубки ему! Пей же, Булгаков, что же ты, ну!

Жеребцов

Стало быть, буду счастлив и я, Ты попадешься, Обер, мне, свинья!

Обер

Лейте ж полней стаканы гостям. Слава девицам!.. Здравие Вам!

82

Хор

Ура! Оберу здравие и слава! Горестям Школы конец!

В силе твоя процветает держава, Ты всем девицам отец.

Корифеи Пусть к Рюхиной милой

Хор Вернется наш Яшвиль драгой.

Корифеи Пусть небо дарует

Хор Им всем дочерей и сынов.

Корифеи Театр их чарует

Хор

И вместе к искусству любовь. Обер и часть хора Счастье златое любовников дом

Хор

Пусть озарит.

Обер и часть хора Дайте им в здравие светлым вином

Хор

Рюмки налить.

83

* » *

Радость-девицы, Кто красотой Здесь под луной С вами сравнится? Вы лишь одни Красите дни.

* * «I

Прежде могучий Дубельт седой Ныне дрожит:

Как прах летучий, Сорван грозой, Так он дрожит.

* * *

(Встают из-за стола.)

Ликуйте, гости дорогие! И пусть Дирекции весь дом Обретший снова дни златые, Поставлен будет кверху дном! Да здравствует чета младая, Краса Людмила и Руслан. Пример счастливый всем давая, Им должно подражать и нам!

Людмила КАВАТИНА

Грустно мне, подруженки мои!.. Как во сне, мелькнули с вами дни! Как скажу: «протекция».

Или [?] ах! девицы, страсти!

Ах, протекция. С милым сердцу чуждый край

Будет рай. В доме я своем далеком Как и здесь порой.

84

Я скажу, как будто дорогой,

Миленькой подружке.

Ах, девицы, страсти, Вдоль по улице широкой Ходит волокита светлоокой.

Девицы

Не тужи, подружка милая! Будто все земные радости Телеграфами лишь тешиться За закрашенным окошечком.

Хор

О воспитанница нежная,

Дома не страшись далекого,

Где ты будешь с другом жизнь вести:

Он тебе одной, красавица, Все отдаст свои сокровища И всем будет утешать тебя.

Девицы

Не тужи, дитятко, Будешь жить радостно, Девицы, страсти! Ах, протекция!

Людмила (Жеребцову, с усмешкою)

Не дивись, генерал,

Что девице прихотливой

Не понравился ты,

Что же делать, мой свет?

Выбирая из вас,

Быть хочу справедливой;

Мне в тебе приманки нет!

Генерал Жеребцов!

Будь с другой посчастливей;

Для любви ты явился на свет.

85

Хор

Пусть старый хрен уйдет на тот свет. Здесь же ему подруженки нет.

Людмила (М. Неваховичу)

Поздно уж, твоя Татьяна Сиротеет по тебе, Обними скорей Руслана И иди домой себе;

Скоро мы уедем сами, Я уверена, она Плачет горькими слезами, Что оставлена одна.

(Обращается к Руслану.)

Посмотри: Жеребцов

Вдруг повесил как нос!

Ты, мой милый Руслан,

Всех милей для меня.

Я ему лишь несу

Сердца первый привет,

Счастья верный обет!

О, мой милый Руслан,

Я навеки твоя.

Ты всех в свете милей для меня.

Хор

Сильный Бог, Будь вечно с нею. Дай ей счастья Полны дни!

Людмила

Сильный Бог,

Будь вечно с нами,

Дай нам счастья

Полны дни

И усеяй их цветами,

Долги будут пусть они.

86

Хор

И даруй им в утешенье Деток, в счастливые дни. Сильный Бог (и проч.),

ФИНАЛ Обер

Дети любезные! Я вам доставил всю радость. Будет вам счастье! я верный вещун!

Хор

Будет Людмиле Руслан жизни сладость. Не Жеребцов он, не старый пердун.

Руслан

(Оберу)

Клянусь, Обер мне вечно милый, Услуги не забыть твоей. И верным другом быть Людмилы По самой смерти час моей.

Людмила

О ты, инспектор незабвенный! О, как покинуть мне тебя И Школы дом благословенный, Где так была счастлива я.

Руслан

Ты за любовь в награду Клянись мне верной быть, И пусть твои желанья, Улыбка, милый взгляд, Со сцены отвечанья Лишь мне принадлежат! Я твой, моя Людмила. Клянусь тебя одну любить, Пока во мне еще есть сила Малейшая в театр ходить.

87

Людмила

(Руслану)

Прости мне, друг мой милой,

Невольную печаль!

Всем, всем с твоей Людмилой

Проститься в Школе жаль.

Но я твоя отныне,

Весь забываю мир! О, верь, Руслан! твоя Людмила. Клянусь тебе, пока есть сила, Театр не покидать.

Обер

Боги вам Счастья дни И любви Ниспошлют.

М. Невахович

Ах! хоть я и славный малый, Глуп, что взял Татьяну я;

Может быть, сонм дев волшебный Был теперь бы для меня;

Право, жить со стервой горе. Рюхина, уж вот краса! О! скорей в театра сени, Мыкать горе легче там, Сидя в кассе, в тихой лени Фокусничать по столам.

Жеребцов

Торжествует надо мною Ненадолго недруг мой! Нет! не будет ей с тобою От меня. Постой, постой! Я все Дубельту _сфискалю, Гедеонову дам знать. И Обера, как каналью, Стану со света сживать. Будешь ты моей, Людмила!

88

Будешь знать, кто я таков. Ты мою узнаешь силу, Будешь знать, кто Жеребцов!

Хор

Боги им Счастья дни ниспошлют.

Балет единственный,

Удивительный!

Ты восторги льешь

В сердце нам.

Славим власть твою

И могущество

Неизбывные

На земли. Ура! Театр, балет!

Корифеи

Ты печальный мир Превращаешь вдруг В сцену радостей И утех.

Ночь глубокую Представляешь нам Или роскоши Всей земли. Ты волнуешь грудь Сладострастием. Коль улыбку шлешь С сцены нам. Ура, театр, балет!

Хор

Но театр большой Ты — дом ревности:

Ты вливаешь в нас

Мщенья жар.

Коль преступная улыбка вдруг

Заблестит врагу

Из кулис.

89

Школа милая,

Скорбь и радости

Все в тебе одной

Для нас всех. Ура, театр, балет! Балет единственный (и проч.).

Удар грому.

Хор

Что случилось?

2й удар. Мы не знаем!

3й удар. Во мраке является пожарная труба, запряженная 4м" минотав¬рами, у коих человеческие части одеты в жандармскую форму, ею пра¬вит Дубельт с огромными усами, который схватывает Людмилу и с нею уносится на трубе, повергнув прочих воспитанниц в сон манием руки, в коей театральная трубка; оцепененье театралов; мрак постепен¬но исчезает.

Руслан

Какое гнусное явленье! Здесь Дубельт был! Что хочет он? Что сделал, подлое творенье? Не видно было зги кругом!

Обер, Невахович Какое (и проч.). (Приходят мало-помалу в чувство.) Хор

Что с нами? Ужель седыми он усами Грозить бедою хочет нам И между школьными стенами Вновь воцарит позор и срам?

90

Руслан

Где Людмила?

Хор

Где, где она?

Руслан

Ехать здесь домой спешила Тотчас с нежностью она!

Обер

Девицы все без чувств, смотрите! Скорей за Мауне побегите И мне Людмилу отыщите;

Поставьте Школу всю вверх дном!

Хор

О, Боже мой, что будет с нами? Девиц объял он страшным сном.

Руслан О, горе мне!

Хор О, горе нам!

Обер

О, сжальтесь, други, И вспомните мои заслуги. Не быть уж мне девиц отцом.

Хор

Бедняк Обер!

Обер

Опять нам Дубельт стал опасен. Конец уж власти здесь моей!

91

Хор Что слышим?

Обер Спасемся, может быть, от них.

Хор Спасемся!

Обер Кто ж готов?.. кто?

Хор

О! кто теперь Найдет ее?.. кто?

М. Невахович, потом Руслан, Обер, Жеребцов

Души общества, Ее ищите в Школе!

Может, он

Недалек.

Я ж бегу Искать ее на воле.

Как стрела,

Я легок. Верно, он Взял путь нам не известный,

Чтоб ее

От нас скрыть;

Должно нам

Людмиле путь прелестной

Поскорей наследить!

Хор

Пока вы

Ищите прелестной,

Мы девиц воскресим!

92

Поскорей За врачом Поспешим.

Обер, Руслан, Невахович

Дубельт, мать твою ети! Разрушим козни мы твои.

Хор

Любовь к искусству их храни в пути. Силу их подкрепи.

ДЕЙСТВИЕ II

Дом Алекс <андра> Л<ьвович>а на Фонтанке; на воротах надпись:

«Продается с публичного торгу». Руслан, читая ее, видит А<лек -сандра> Л<ьвовича>, ходящего с отчаянием под воротами.

БАЛЛАДА А<лександр> Л<ьвович>

Добро пожаловать, мой друг! , Я наконец дождался дня, Давно желаемого мною. Мы вместе сведены судьбою. Известно мне: тебе мешает Мошенник старый генерал. Еще никто вполне не знает, Как Дебольцова он взодрал. Но ты не трусь, всё ничего, Держи лишь ухо ты остро!

Руслан

Прости нескромный мне вопрос! Скажи мне, А < лександр > Л < ьвович >, Любезный друг мой Невахович, Кой черт в беду тебя занес?

93

А<лександр> Л<ьвович>

Любезный друг! Уж я забыл обетованный Родимый край. Природный жид, В занятьях, нам одним известных, Провел я много дней чудесных. Но знать лишь счастие в игре Дано недолго было мне. Тогда близ храма наслаждений Жил Шишмарев, картежный гений. С ним тщетен был весь навык мой. К нему я съездил. Ой, ой, ой! За пылкость я нашел награду, И я беду узнал душой, И, проигравшись, без отрады Я поплелся пешком домой. Умчалась года половина, И я сказал жене своей;

«Я проиграл, Александрина, Хоть застрелиться мне, ей-ей! Александрина не внимала, Лишь денежки свои любя, И равнодушно отвечала:

«Нет, врешь, не проведешь меня!» И все мне гадко, скверно стало:

Родная кухня, суп-пюре, Азартны игры, тентере По маленькой не утешали. Я вызвал смелых игроков Искать опасностей и злата, И за труды нам были платой Не долго деньги простаков. Сбылися пылкие желанья, Сбылись давнишние мечты. Минута сладкого свиданья С Афоней — мне блеснула ты. К столу зеленому, смущенный, Я нес свой банк ассигнацьонный, Жены брильянты и жемчуг. Начался банк; я, воспаленный, Реванша ждал, и, угнетенный, Поставил тройку и вокруг Смотрел понтерам я послушным.

94

Направо тройка улеглась, Афоня ж молвил равнодушно:

«Убита, поздравляю вас!»

К чему рассказывать, мой друг,

Чего пересказать нет силы?

Ах! и теперь, как вспомню вдруг,

Коробит холодом все жилы,

И проклинаю карты я,

Хотя доселе всё играю,

Но вам скажу, душа моя:

Фортуне уж не доверяю. Но знаешь: в должности моей Есть много разных мелочей, О коих я один лишь знаю. Примером будучи сказать:

Актеру скоро срок выходит,

А я его ну в шею гнать!

Он, делать нечего,—приходит,

Несет ко мне златую дань.

И дам ему я в помощь длань.

Прошли так месяцы и годы.

Настал давно желанный час,

Я денег вволю уж: припас

И думал, что я — царь природы.

Однажды я лежу с женой

В восторге пылкого желанья,

Как вдруг в передней шпор бряцанье,

Зову людей. Вдруг предо мной

Жандарм с предлинными усами:

«Пожалуйте тотчас за мной!» Ой, плохо, плохо. Боже мой! Попались мы, Киреев, с вами, Что будет с нашей головой? О, злополучная картина! Подштанники, Александрина! Вот я оделся, прискакал, Взошел... и Дубельт закричал:

«Возможно ль, Невахович, ты ли? Попался! Где твоя киса? Скажи, ужели небеса Тебя так щедро наградили?» Увы! мой друг, все воровство Напрасно было, по несчастью, К нему пылало нежной страстью Его Превосходительство.

95

Хоть он все взял, но гневом вечным С тех пор преследует меня;

Душою черной дев любя, Томясь желаньем бесконечным, Как волокиту, он, конечно, Возненавидит и тебя.

Но ты, Руслан, Жандарма злого не страшись! Любовью в сердце ты богатом Пустого страха не питай! Смелей с нагайкою и златом Свой путь ты к Школе пробивай.

Руслан

Как в том деле ты мне будешь покровитель,

Тебе с охотой вексель подпишу.

Не страшен мне кисы твоей хищитель!

Высокий подвиг я свершу!

Но горе мне!.. Вся кровь вскипела!

Вся Школа в власти^гкуэдуна...      О

И ревность сердцем овладела!

Но горе, горе мне. Полиции сила, Верно, погубит цвет Школы всей. Ревность вскипела!.. Где вы, девицы, Где ты, ненавистный жандарм?

А<лександр> Л<ьвович>

Спокойся, друг мой! эта сила Не победит девиц твоих:

Невинны в Школе все девицы, Жандарм бессилен против них.

Вместе

Что ж медлить? В театр далекий.

V          ТТ1     ДРУ*' мой        1

1ам ждет вся Школа, —————— , прости!

почтенный

96

Канцелярия директора. Большой стол, на котором лежит трико, и пустые шкалы.

Жеребцов (вбегает)

Я весь прозяб и, если б не пальто

Непромокаемый, конечно,

Сухим не быть мне.

Мне Гедеонов надоел!

Не смеет ничего и мелет сущий вздор,

А Дубельт процветает в Школе.

Но кто там? Старая Румянцева зачем идет сюда?

Румянцева (входит)

Я знаю, здесь чего ты хочешь, Теперь напрасно ты хлопочешь! Стал Школой Дубельт управлять! Его власть безгранична стала!

Ступай в Москву,

Я все свершу.

Уде Дубельту служить

Недолго, должен он

В отставку подавать.

Жеребцов

Что хочешь ты? Я человек, который знает, Как награждает за услуги, И денег в этом не считает.

Скажи же мне,

Что хочешь ты?

Румянцева

Да, надо тысяч пять! Дай мне их и послушай.

Ступай в Москву (и проч.).

97

Жеребцов

Вот торжество и радость мне! Коль Дубельт место оставляет, Причины нет бояться мне его. Знай, милый друг мой, Что, если ты можешь,

Получишь наконец

Шесть тысяч ты!

Румянцева

И так ты знай, Что все тебе устрою я!

Жеребцов О, радость!

Румянцева

У Дубельта должна Снискать я благосклонность.

Ступай в Москву.

Уверен будь. Как победит его Руслан Или он пост оставит свой, Тебе доставлю я подругу. Теперь он всемогущ покамест, Все в Школе пало ниц пред ним. Но он погибнет скоро. (Уходит.}

Жеребцов

О, старость! как жаль!

Я к целкам неспособен,

И мне не суждено

Свершить столь славный подвиг.

РОНДО

Близок уж час торжества моего,

Хоть давно, чтоб ломать целочек, я и пас!

Мной будут средства употреблены,

98

Чтоб скорей, скорей мне, Людмила моя,

проломить тебя! Людмила, вотще подо мною ты стонешь. Я вижу теперь уж, как слезы ты льешь. Ни вопли, ни слезы — ничто не поможет! Ты скоро пред мною смириться должна.

Руслан, забудь ты о Людмиле!

Соперник твой одержит верх.

При ожиданьи недруг твой

Тараканов уж глотает

И заране ощущает

Жар от них в своей крови.

Я в страшной тревоге

Теперь с ожиданья,

Но был всегда храбрый,

Известен я свету,

И с Турками драки

Бывали на славу,

Теперь не страшусь.

Я, немного позаботясь,

Непослушный хуй воздвигну

И спокойно ожидаю

Я стояния шматины. Недалек желанный день, День восторга и любви.

Угол Министерства внутренних дел против окон Дирекции, которые темны. Улица освещена салом и пуста. Руслан входит задумчиво.

АРИЯ

О Школа, Школа! кто тебя

Усеял столькими цветами,

Кто тротуар твой не топтал

С Директором в час грозной битвы

И к небесам не воссылал

О выпуске девиц молитвы?

Зачем же. Школа, смолкла ты

И окна преданы беленью?

От ламп дежурных темноты,

Быть может, нет и мне спасенья!

Быть может, буду я найден

На репетиции «Руслана»,

И гнусная толпа буянов

Руадзи донесет о том!

99

Однако мне извощик нужен,

Без трубки взор мой безоружен

И пал мой конь на проводах,

И санки разлетелись в прах!

Дай, Ватт, мне трубку по глазам,

Трубку выдвижную, в волокитстве уж бывалую.

Чтоб воспитанниц

За кулисы гнать,

Чтоб толпою их

За кулисы гнать. Нет, недолго ликовать врагу. О девицы! свет такая гадость, Коль вы жизни не дарите счастья! Но смягченный рок отдаст мне И любовь одной из вас, и ласки.

Распушу я в прах

Всю Дирекцию.

Стены Школьные

Не защита ей.

Помоги мне Бог

Гедеона вздуть.

Его подлости не смутят меня! Дай, Байт! (и проч.). О девицы (и проч.).

Тщетно директора подлость

Тучи сдвигает на нас,

Может, уж близок, девицы,

Сладкий выпуска час!

В сердце, любимом Людмилой,

Место тоске я не дам.

Дубельта свергну я силу,

Лишь бы мне трубку по глазам!

При последнем пшЪггапйо открывается форточка директорского каби¬нета и показывается голова Гедеонова в остроконечном спальном кол¬паке и мало-помалу открывает глаза.

Голова

Кто здесь горланит, мазурик проклятый? Прочь, не тревожь генеральского сна!

100

Руслан

Встреча поганая, Вид препротивный.

Голова Прочь, не тревожь (и проч.).

Рассерженный Руслан берет лестницу у фонарщика, подлезает к фор¬точке и дает Гедеонову оплеуху: он, отшатнувшись, обнаруживает труб¬ку, кот<орую> схватывает Руслан.

Голова

Побит я!

Руслан

Ватш желанный,

Я чувствую в длани

Всю цену тебе!

Но как же ты

Выпуск смел отложить?

Голова

Нас ведь здесь двое:

Дубельт и я. Я бы и сделал, Да он сильнее, Он не хотел. Дубельт-мошенник, Злой генерал;

Чудною силой В длинных усах Он одарен.

Руслан

Дубельт-мошенник, Злой генерал, Чудною силой В усах одарен?

101

Голова

Он на Захарьевской В доме своем Спрятал Людмилу. Уж он так много Накрыл девиц. Но чтоб быть честным, Злой генерал Отдать под суд Обера велел, Людмилу когда Скоро не найдет он. Бедой неминучей И мне рок грозит, Если узнают Все беспорядки!

Руслан

Дубельт поганый,

Я в дом твой развратный

Войду ж наконец.

ДЕЙСТВИЕ III

Комната у Михаилы Львовича. - Федор, Ванька и горничные

Вернется, верно, он домой Нескоро, барин наш проклятый. Уж, кажется, есть час второй. Он, чай, воротится в девятом.

* * *

Что за житье нам. Боже мой, Нет, это просто наказанье. Он ждать себя дал приказанье, А сам является с зарей.

102

* о |*

Несносен барыни нам вой! Об чем тут слезы и рыданья? Как будто без его прощанья Идти не может на покой?

Теперь у немцев. Боже мой, Я чай, такое пированье! Пойдет на ум тут целованье И нежничание с женой!

* * *

. Вернется (и проч.).

Румянцева (показывается)

Все идет прекрасно, Скоро их поссорю! Ну уж я умею Сводничать на славу! Как Татьяну бросит, Я уже доставлю Ему проволочку, . Себе доходец.

(Исчезает; люди уходят.) Смирнова

КАВАТИНА

Какие подлые он штуки Теперь со мной творит. Я лезу на стену всю ночь от скуки, Он с картами сидит. Проигрывает он Все деньги Вильдеману

И Гротусу И заставляет ждать Татьяну В шестом часу.

103

* * «

Его огромная елда меня не тешит никогда.

О Миша мой,

Спеши домой!

Тебя здесь ждут,

Тебя зовут.

Ужель тебе

Охоты нет

Меня поеть,

О Миша мой. Мне для тебя постылой стала Невинность милая моя! И я, пугливость затая, Ни разу даже не вскричала, Когда в покорность я тебе Трико снимала в тишине.

О Миша мой (и проч.).

Ты засадил мне даже брюхо И скоро будешь уж отцом;

О, возвратись скорей домой! Ужель ремизы и два шлема И выигрыш нескольких рублей Игры в лото тебе милей? (Уходит.)

Михаил Львович входит пьяный и измученный.

Ария

Пора домой.

Наступит скоро день! Весело мои проходят ночи. А потом дома мне прескучно!

Засни, о общества душа, Проиграл опять сегодня я.

***

Нет, сон бежит! Театра вновь кругом мелькают тени. И в памяти зажглась

Мне сетелевка вновь!

104

И рой этих видений О фокусах забытых говорит.

* * *

Но что, что? халата нет... Сюда! ей, Ванька, Федор, где вы? Скорей сюда ко мне, вы, сукины сыны, Бегите, подлые, ей, где вы, где вы?

* * «

Славный малый хоть куда

Стал теперь, ей-богу, я.

Видят всё вдвойне глаза,

И четыре уж часа! Вильдеман, Гротус и Роп! Ей, где вы, ах, мать вашу еб.

Ах, поиграите!

Не покидайте

Вашего друга

С Татьяной в свидания час! Да, побьет меня, ей-ей! Но теперь в душе моей Кассы вдруг явился вид. В ней Никита Лаврентьич сидит! Здраствуй, Криницын, друг мой;

Что сын твой теперь не с тобой? Но что-то аневрисм мой?

Ах, поиграйте,

Милые немцы,

В проигрыша час.

Славный малый (и проч.). Спать пора мне, уж невмочь. Никто нейдет мне помочь.

Ну что же, бегите,

Ну же спешите,

Ванька и Федор,

Сюда все сейчас. Скорей сюда. Скорей ко мне.

Бегите, подлые хамы мои!

(Ложится.) 105

Тени Федора и Ваньки с привидениями, которые он спьяна видел, танцу¬ют балет.

Смирнова (входит)

Ага! пришел ты наконец домой.

От игроков своих,

От немцев этих скверных, еб их мать!

Такие-то творишь ты нынче штуки!

Как ты переменился вдруг

К прежней любви.

Чего не сделала я для тебя?

Ужель любовь, страданье...

Но ты не слушаешь меня!

Тебя блюет и дрыщет.

М. Невахович

Как^в карты весело играть, Семерка, кажется, сдана! Смирновой этой красоты Несносней с часу мне на час.

Невидимый хор духов, подвластных Румянцевой

Милый друг Михаиле Львович, Радуемся за тебя. Вот пристойное названье, «Славный малый», для тебя. Поругайся, милый, с нею И начни ее ты бить;

Будешь счастливей с другой, Эта стерва, как Бог свят! Без нее ты беззаботно Будешь жизнь свою вести.

(Они начинают драться.) Смирнова

Смей еще ездить к немцам проклятым! Смей оставлять меня вечно одною, Я тебя, гадкий, вздую еще.

106

Хор

Хорошенько кулаками Поскорей ее уйми, Без того ты беззаботно Жизнь не будешь ты вести!

Руслан (входит)

Скоро ль я найду Хищного врага И проникну в его обитель!

(Видит драку, кидается разнимать, но драка продолжается до прихода Л < лександра > А < ьвовича >.)

Еду мимо. Свет здесь вижу И здесь что же Нахожу!

Смирнова

Нет, это тщетно! Он проигрался;

Он страшно пьян! С немцами в карты Ночь всю продулся? Я его вздую, Я не позволю Этот дебош!

Хор

Хорошенько

Отгрызайся.

Поддаваться

Просто срам!

Что ж ты, что ж ты

По мусалам

Ей острастки не даешь?

107

Смирнова

Что все это значит!

Вздумал он драться!

Смел еще мне отвечать!

Тебя я любила,

Тебя я ласкала,

А ты, ах, мерзавец,

Ах, подлая рожа,

Не любишь, не помнить

Своей ты Татьяны!

Я все на жертву

Тебе принесла.

Отдай мне невинность,

Когда ты таков.

Руслан

Это просто вздор. Все пройдет до завтра. Скоро я с своей Милой жду сближенья;

Мой план удастся мне...

Я прекрасно все обдумал,

Но на всякий случай

Его я помощь жду.

И о том просить просить' я!

М < ихаил > Л < ьвович >

(опять начинает бить Смирнову)

Вот я тебя, .еб твою мать» Раскрою рылб~до ушей!

Смирнова

Ах ты, каналья, Ах ты, мошенник.

М<ихаил> Л<ьвович>

Смотри, ты будешь криворотой, Калекой людям всем на смех.

' Так в тексте. (Примп. сост.)

108

Я изуродую... Как в карты (и проч.).

Смирнова

Боже мой! сжалься Над мною, несчастной. Зажги ты вновь в Мише Прежние чувства.

Руслан Это просто вздор (и проч.). Смирнова

(огрызаясь на М<ихаила> А<ьвовича>)

Боже мой, отнялись ноги. Чтобы черт побрал его! Как ужасно он дерется, Все лицо мое в крови.

Михаил Львович (продолжает)

Вот тебе! Вперед не смей Наставленья мне читать;

Завтра ж я с тобой разъедусь. Будешь помнить ты меня.

Руслан

Нет, уж я не в силах боле Жалость в сердце превозмочь. Перестань, М<ихайла> Л < ьвович >. Что ты? убирайся прочь.

Хор

Горе, горе же

Неваховичу,

Коли он ее

Не отпустит прочь.

109

Все усилия

Не помогут вам.

Не избавят вас

От драк и ссор.

Лучше взял бы ты

Из воспитанниц

Деву милую,

Чем со стервой жить.

Михаил Львович опять начинает драться, но входит А<лек -с » н д р > Л<ьвович>, разнимает их, и М < ихаил > Л < ьвович > его пугается.

Александр Львович

Брат Михаил Львович, ты — скотина, Что смеешь так свою Татьяну бить! Пора вам думать о ночлеге И ссору вашу позабыть!

(Они целуются.)

Внимайте, Дубельта судьба Счастливой завтра быть кончает! Страстной любовью, Руслан, укрепляйся, Дубельту завтра за все ты отметишь. Крепче держи за усы лишь болвана И обруби их, и он тогда твой! Всего лишится он силой Руслана.

Все

завтра Людмилу яон в Школу принесупринесет

Жандарма силу и козни яон сотрусотрет.

мы жВы ж в путь опасный заза ним мной должны

спешить.

Зреет бой прекрасный иему мне на помощь

быть!

110

ДЕЙСТВИЕ IV

Театр представляет волшебные горы начальника 3го Отд<еления> Собств < енной > Е < то > И < мператорского > В < еличества > Канцеля¬рии. Небывалые фрукты, цветы и деревья. Фонтаны, в глубине ворота.

Людмила

Я здесь томлюсь одна в неволе И думать лишь могу о Школе, Где так легка Обера власть, Которая девиц лелеет.

Невидимый хор фискалов и жандармов

Страсти нежным увереньям Покориться ты должна! Будет с Третьим отделеньем Жизнь твоя утех полна.

Людмила

Как? чтоб во мне такая гадость, Как Дубельт, мог зажечь любовь?! Нет! я узрю Руслана вновь, Былую он отдаст мне радость. Наступит скоро сладкий день. Найду вновь счастье от Руслана, Теперь поблекшее, как Тень, Когда ее танцует Грана.

(Садится и задумывается.) Хор

Нет! Радоваться ты должна! Огнем пылает Дубельт страстным. Вся Полицейская страна, Фискалы все тебе подвластны.

* * *

Да, радоваться ты должна! Пленен он навеки тобою! Данилову бросит с собою, Готов за тебя все отдать!

111

Жизнь другим здесь девицам иная, Он к ним не имеет любовь, Из прихоти лишь их питая. Они будут рабыни твои!

Из цветов выходят похищенные девы и стараются утешить Людмилу, балет.

Людмила

АДАЖИО

Ах ты, доля моя, доленька, Доля моя жалкая! Похищена она подлостью, Полицейской хитростью; * Здесь томлюсь неволею. Не видать мне более Ни Обера-батюшки, Ни Руслана милого, Ни моих подруженок. Мое счастье кончилось!

Является из земли стол с богатыми подарками. Куранты.

Не нужно мне твоих даров, Ни подлой рожи, ни усов. Тебя душевно презираю, Давно я знаю, ты каков.

Хор

Вся полицейская страна, Фискалы все тебе подвластны! Все, что здесь есть, несет' все Дубельт страстный В дар любви.

Людмила

Дубельт мошенник, Погубишь Обера. Я знаю всю подлость И все ухищренья Жандармского сердца,

________

1 Было: поверь; исправлено: несет. (Примеч. сост.) 112

А я буду плакать В бессонные ночи О милом Руслане. Но знай же, мошенник, Тебе казнь готова. И рано иль поздно, За все ты заплатишь.

Хор

Напрасны слезы, Гнев напрасен:

Смиришься, гордая княжна, Перед властью Генерала!

Людмила падает в обморок. Три жандарма ухаживают за ней. МАРШ

Жандармы, полицейские, похищенные девы. Наконец сам Дубельт, которого усы несут на подушке: Крутицкий, Унгебауер, Лебедев и Каменский. Людмила приходит в себя, Дубельт возле нее садится и, чтоб завлечь ее, приказывает начать танцы. Данилова после общих тан¬цев пляшет лезгинку. После того Дубельт, видя у ворот Руслана, бе¬жит туда, чтобы наказать его за дерзость, и перед тем погружает Люд¬милу в сон. Несколько раз видно, как поединщики, борясь, проходят за воротами. Руслан держит Дубельта за усы.

Хор

Погибнет, погибнет Леонтий подлец! Дай Боже! пришел чтоб конец его козням. Но силою Дубельт опасен своей.

Быть может,

Руслана

Побьет он

И снова

Под властью

Злодея

Томиться

Мы будем. С ним наша тяжела судьба. Гнев каждый день его настигнет Кого из нас — и тот погибнет. О, чем окончится борьба.

113

Те же, М. Невахояич, Смирнова, Руслан-победитель. Усы Дубельта обвиты около шляпы его.

Руслан

Победа, победа, Людмила!

Усов он лишен!

Что вижу я здесь?

Что значит твой сон?

Все действует Дубельта сила!

М. Н<евахови>ч и Смирнова

Ужасный сковал ее сон.

Не весь Дубельт был поражен,

И гибнет Полиции сила!

Руслан

(стараясь разбудить Людмилу)

О жизни отрада,

Младая подруга,

Ты плача не слышишь

Несчастного друга!

Отметить за нее

Так сердце и рвется!

Жандарм издыхает

Вон там в воротах.

Но как отомстить?

Смерть его обнимает!

Быть может, кто знает?

К жандарму улыбка летит,

И сердце по нем лишь дрожит.

М. Невахович

Напрасная ревность Тебя возмущает!

Смирнова

Кто любит, тот ревность Невольно питает.

114

Хор

Напрасная ревность Его возмущает. Вот в Школе девицы Его презирают.

Руслан

(с отчаянием)

О! други! может быть, она Притворно лишь меня любила, И здесь неверная Людмила Рукам предалась колдуна.

* * *

Людмила, Людмила, Скажи лишь мне: «Нет, Его не любила, Но только тебя»'.

Оба

Знать все будут (и проч.). А<лександр> Л<ьвович>

В этой склянке есть напиток. Он Людмилу лишь спасет, И Людмиле и Руслану Счастье новое блеснет.

(Отдает ему ее.)

С склянкой сей чудесной

К Школе спеши. У моста ты встретишь Руслана. Напиток разбудит

Людмилу от сна,

' Здесь недостает одного листа, кон<па> 4-го и 5-го актов. (При¬меч. авт.)

115

И Школе на радость проснется она, Мила и прекрасна, как прежде.

М < ихаил > Л < ьвович >

Скорее склянку я в Школу несу И Руслану вручу на дороге. Напиток разбудит (и проч.).

А<лександр> Л<ьвович> и М<ихаил> Л<ьвович>

Пусть знает, что старый подлец Расстроил бы счастье златое Двух полных любовию, нежных сердец, Коль склянкой владел бы он тою, Но, к счастью, не он владел ей.

Александр Львович Ступай же, беги же ты в Школу скорей.

Михаил Львович Да! В Школу скорей!

Танцевальная зала в Школе. Людмила стоит. Обер, Жеребцов и хор воспитанниц и театралов.

Хор

Милая Людмила! Пробудись, проснися. Ах, зачем ты Прелестные очи, Будто после смерти, Милая подружка, Школе всей на горе, Милая, закрыла? Горе нам! Оно в нас Сердце рвет, Мы рыдаем.

116

Как дивно, Как долго Спит она!

Обер

О, Жеребцов, лишь безответный труп Людмилы ты принес к Оберу, Ее тебе я не отдам.

Жеребцов

Все изменило! Румянцева все мне наврала! И мне Людмила не дается. Румянцева надуть Успела, деньги взяв.

Хор

Жеребцов!

Горе-богатырь!

Разбуди ж ее

Словом молодецким! Не проснется она вовсе, Если друга не увидит. Не проснется, не очнется! Что же делать остается?

Ах, Людмила, Друга сила Пробудить тебя Может лишь одна!

Обер

Но он не мог сон этот кончить! Попробуем же, пошлем за ним.

Жеребцов

Тебе мне плюнуть стоит в очи! Румянцева, подлая, мать твою еб!

117

Хор

Ей помочь еще старайся ты, Еще докторов сзови. А стоишь здесь. Жеребцов, Прямым ты ротозеем.

* * * Не проснется (и проч.).

* * *

Ах, Людмила, Не могила— Друг твой молодой Сон нарушит твой.

(Слышит шум за сценой.)

Но вот сюда идут;

То, кажется, идет Руслан!

Руслан, Невахович, Смирнова, Хор и Обер

Руслан! о радость!

Жеребцов Руслан! о ужас!

(Бежит вон.) Руслан вливает Людмиле питье.

Очнется прекрасная Тотчас для любви; . Щечки уж румянятся Кровью нежной вдруг.

Хор

Что будет с нею? 118

Руслан

Вот уж. просыпается. О сладкое мгновенье! Проснись совсем, прекрасная, На радость нам.

Все

Вот оживает!

Людмила (как бы во сне)

Что я?

(просыпается.)

О сладкое мгновение. Ах! где я? что со мной? Здесь Руслан — мой друг!

Хор

Как всех оживает нас, Что проснулась ты!

Людмила

Ах! этот тягостный сон Дубельтом был наведен! Здесь Обер, второй отец. Несчастью конец!

М. НевахоЬич и Смирнова

Слава Богу, слава!

Кончено теперь!

Им для соединенья препятствий нет. Злобную Румянцеву он также победил.

119

Руслан

Слава Богу, Кончено теперь. Все свершилось! Я счастлив снова, И все простил Теперь Жеребцову!

Обер

Слава Богу! Радость нам! Все свершилось, Всему конец.

Хор

Слава Богу, Слава Богу, Радость нам!

Людмила

Ах! как сердце бьется! Навсегда ты мой. Веселье зарей Снова нам цветет.

Обер, Руслан, Невахович, Смирнова

У всех радость на устах. Все в Школе оживает.

Двери открываются; новые толпы театралов входят и обнимают Руслана.

Хор

Радость великая нам!

Погиб, погиб Дубельт седой!

С Людмилой своей молодой

Пусть процветает

В полной силе и красе

Многая лета

Милый наш Руслан!

120

Да воссияет

Всех девиц красотой

Милая Школа,

На вечны времена!

Вы, о злодеи ее, все смотрите,

Как был наказан подлец Жеребцов.

Другой раз не посмеет

Театралов враг

На милых барышень восстать!

Гадость

Дубельт

Ныне в пример.

М. Невахович и Смирнова

Дубельта все ныне свержены ковы!

Будьте ж вечно счастливы, о друзья!

Мы же бить не будем больше друг друга.

Помирились навсегда.

В жизни вашей солнце не зайдет,

Злое горе места не найдет!

Прочь память скорбных дней,

Как Дубельт злой!

Хор

Радость великая нам! Погиб, погиб Дубельт седой. В Школе вкусим покой!

Да промчатся

Звуки славы

Милой Школы В отдаленные страны! Да процветает же в девиц красе Родная Школа в вечны времена! Каждый новый враг Погибнет пусть ее, И на всей на земле Школе пусть прогремит:

Слава, слава, слава!

Конец

И.С. Тургенев

Поп

Поэма

Смиренный сочинитель шутки сей В иных местах поделал варианты Для дам, известных строгостью своей, Но любящих подобные куранты.

Бывало, я писал стихи—для славы,

И те стихи, в невинности моей,

Я в Божий мир пускал не без приправы

«Глубоких и значительных» идей...

Теперь пишу для собственной забавы,

Без прежних притязаний и затей—

И подражать намерен я свирепо

Всем... я на днях читал «Pucelle» и «Beppo».

Хоть стих иной не слишком выйдет верен— Не стану я копаться над стихом:

К чему? — скажите мне на милость? — Скверен Мой слог — зато как вольно под пером Кипят слова... Внимайте ж: я намерен, Предупредив читательниц о том, Предаться (грубая во мне природа!) Похабностям различнейшего рода.

127

3

Читатели найдутся. Не бесплодной,

Не суетной работой занят я—

Меня прочтет Панаев благородный

И Веверов почтенная семья.

Белинский посвятит мне час свободный,

И Комаров понюхает меня...

Языков сам, столь важный, столь приятный,

Меня почтит улыбкой благодатной.

4

Итак, друзья, я жил тогда на даче, В чухонской деревушке, с давних пор Любимой немцами... Такой удаче Смеетесь вы... Что делать! Мой позор Я сам глубоко чувствовал, тем паче, Что ничего внимательный мой взор Не мог открыть в числе супруг и дочек, Похожего на лакомый кусочек.

5

Вокруг меня все жил народ известный, Столичных немцев цвет и сок. Во мне, При виде каждой рожи глупо-честной, Кипела желчь... Как русский... не вполне Люблю я честность... Немок пол прелестный Я жаловал когда-то... Но оне На уксусе настоянные розы И холодны, как ранние морозы.

6

И я скучал, зевал и падал духом;

Соседом у меня в деревне той

Был кто же? Поп, покрытый жирным пухом,

С намасленной коротенькой косой,

С засаленным и ненасытным брюхом.

Попов я презираю всей душой...

Но иногда, томясь несносной скукой,

Травил его моей легавой сукой.

128

7

Но поп — не поп без попадьи трупердой. Откормленной, дебелой... Признаюсь, Я человек и грешный, и нетвердый, И всякому соблазну отдаюсь. Перед иной красавицею гордой Склоняюсь я... но все ж я не стыжусь Вам объявить (известно, все мы слабы):

Люблю я мясо доброй русской бабы.

8

А моего соседушки супруга Была ходячий пуховик, ей-ей!.. У вашего чувствительного друга Явилось тотчас множество затей... Сошелся я с попом... и спился с круга Любезный поп — по милости моей;

И вот, пока сожитель не проспится, В блаженстве я тону, как говорится.

9

Так что ж? скажите мне, какое право Имеем мы смеяться над таким Блаженством? — Люди неразумны, право:

В ребяческие годы мы хотим Любви «святой, возвышенной» — направо, Налево мы бросаемся, крутим... Потом, угомонившись понемногу, Кого-нибудь еб < ем > — и слава Богу.

10

Но Пифагор, Сенека и Булгарин И прочие философы толпой Кричат, что человек неблагодарен, Забывчив... вообще подлец большой!.. Действительно: как сущий русский барин,

129

Я начал над несчастной попадьей Подтрунивать... и на мою победу Сам намекал почтенному соседу.

11

Но мой сосед был человек беспечный, Он сытый стол и доброе вино Предпочитал «любови скоротечной»;

Храпел, как нам храпеть не суждено... Уж я хотел, томим бесчеловечной Веселостью, во всем сознаться... но Внезапная случилась остановка:

Друзья, к попу приехала золовка.

12

Сестра любовницы моей дебелой— В весне, в разгаре жизни пышной, молодой, О, Господи! была подобна спелой, Душистой дыне на степи родной, Созревшей в жаркий день. Оторопелый Я на нее глядел — и всей душой, Любуясь этим телом, полным, сочным, Я предавался замыслам порочным.

13

Стан девственный; под черными бровями Глаза большие; звонкий голосок;

За молодыми влажными губами Жемчужины — не зубки, свежих щек Румянец, ямочки на них, местами, Под белой, тонкой кожицей — жирок;

Все в ней дышало силой и здоровьем... Здоровьем, правда, несколько коровьим.

14

Я некогда любил все «неземное»— Теперь, напротив,—более всего

130

Меня пленяет смелое, живое, Веселое... земное существо. Таилось что-то сладострастно-злое В улыбке милой Саши... Сверх того, Короткий нос с открытыми ноздрями Недаром обожаем блядунами.

15

Я начал волочиться так ужасно, Как никогда ни прежде, ни потом Не волочился... даже слишком страстно. Она дичилась долго, но с трудом Всего достигнешь... и пошли прекрасно Мои делишки... Вот я стал о том Мечтать: когда и где?—Вопрос понятный, Естественный и очень деликатный.

16

Уж мне случилось, пользуясь молчаньем,

К ее лицу придвинуться слегка...

И чувствовать, как под моим лобзаньем,

Краснея, разгоралася щека

И губы сохли... трепетным дыханьем

Менялись мы так медленно... пока...

Но тут я, против воли, небольшую,

Увы! поставить должен запятую.

17

Все женщины в любви чертовски чутки.

(Оно понятно: женщина-раба)

И попадья-злодейка наши шутки

Пронюхала, как ни была глупа.

Она почла, не тратив ни минутки,

За нужное—уведомить попа...

Но как она надулась, правый Боже!

Ей поп сказал; «Еб < ет > ее, так что же?..»

131

18

Но с той поры не знали мы покоя От попадьи... Теперь, читатель мой, Ввести я должен нового героя, И впрямь; он был недюжинный «герой»... «До тонкости» постигший тайны «строя», «Кадетина», «служака записной» (Как лестно выражался сам Паскевич О нем) — поручик Пантелей Чубкевич.

19

Его никто не вздумал бы ловласом Назвать... огромный грушевидный нос Торчал среди лица, вином и квасом Раздутого... он был и рыж и кос. И говорил глухим и сиплым басом Ну, словом—настоящий малоросс! Я б мог сказать, что был он глуп, как мерин, Но лошадь обижать я не намерен.

20

Его-то к нам коварная судьбина Примчала... я, признаться вам, о нем Не думал или думал: «Вот скотина!» Но как-то раз к соседу вечерком Я завернул... о, гнусная картина! Поручик между Сашей и попом Сидит перед огромным самоваром И весь пылает непристойным жаром.

21

Перед святыней сана мы немеем, А поп сановник — я согласен — но Сановник этот сильно под шефеем... (Как слово чисто русскоеГДОяжнб— «Шефе» склоняться)... Попадья с злодеем, С поручиком, я вижу, заодно... И нежится, и даже строит глазки, И расточает «родственные» ласки.

132

22

И под шумок их речи голосистой,

На цыпочках подкрался сзади я...

А Саша разливает чай душистый,

Молчит—и вдруг увидела меня...

И радостью блаженной, страстной, чистой

Ее глаза сверкнули... О, друзья!

Тот милый взгляд проник мне прямо в душу...

И я сказал: «Сорву ж я эту грушу!»

23

Не сватался поручик безобразный

Пока за Сашей... да... но стороной

Он толковал о том, что «к жизни праздной

Он чувствует влеченье, что с женой

Он был бы счастлив... Что ж? он не приказный

Какой-нибудь!» Притом поручик мой,

У «батюшки» спросив благословенья.

Вполне достиг его благоволенья.

24

«Ну погоди ж,—я думал,—друг любезный! О попадья-плутовка! погоди! Мы с Сашей вам дадим урок полезный... Жениться вздумал!.. время впереди... Но все же мешкать нечего над бездной». Я к Саше подошел... в моей груди Кипела кровь... поближе я придвинул Свой стул и сел... Поручик рот разинул.

25

Но я, не прерывая разговора, Глядел на Сашу, как голодный волк... И вдруг поднялся... «Что это? так скоро! Куда спешите?»—Мягкую, как шелк, Я ручку сжал... «Вы не боитесь вора?..

133

Сегодня ночью».—«Что-с?» Но я умолк;

Ее лицо внезапно покраснело... И я пошел и думал: ладно дело!

26

А вот и ночь... торжественным молчаньем Исполнен чуткий воздух... мрак и свет Слилися в небе... Долгим трепетаньем Трепещут листья. — Суета сует! К чему мне хлопотать над описаньем? Какой же я неопытный поэт! Скажу без вычур: ночь была такая, Какой хотел я: темная, глухая.

27

Пробило полночь... Время... Торопливо Пришел я в сад к соседу... Под окном Я стукнул... растворилось боязливо Окошко... Саша в платьице ночном, Вся бледная, склонилась молчаливо Ко мне...—«Я вас пришел просить...»—«О чем? Так поздно... ах! зачем вы здесь? скажите? Как сердце бьется... Боже! нет! уйдите!..»

28

«Зачем я здесь? О Саша! как безумный

Я вас люблю».—«Ах, нет,—я не должна

Вас слушать...»— «Дайте ж. руку...» Ветер шумный

Промчался по березам... Как она

Затрепетала вдруг! — Благоразумный

Я человек, но плоть во мне сильна,

А потому внезапно, словно кошка,

Я по стене вскарабкался в окошко.

29

«Я закричу»,—твердила Саша. (Страстно Люблю я женский крик и майонез.)

134

Бедняжка перетрусила ужасно,

А я — злодей, развратник — лез да лез.

«Я разбужу сестру, весь дом...»— «Напрасно...»

(Она кричала... шепотом) — «Вы бес!..» —

«Мой ангел, Саша, как тебе не стыдно

Меня бояться... право—мне обидно...»

30

Она твердила: «Боже мой!.. о Боже!» Вздыхала,—не противилась,—но всем Дрожала телом. Добродетель все же Не вздор... по крайней мере, не совсем,— Так думал я; но «девственное ложе», Гляжу, во тьме белеет... О, зачем Соблазны так невыразимо сладки!!! Я Сашу посадил на край кроватки.

31

К ее ногам прилег я, как котенок;

Она меня бранит, а я молчок—

И робко, как наказанный ребенок,

То ручку, то холодный локоток

Целую, то колено... Ситец тонок,

А поцелуй горяч... И голосок

Ее погас—и руки стали влажны,

Приподнялось и горло... Признак важный!.

32

И близок миг... над жадными губами Едва висит на ветке пышный плод... Подымется ли шорох за дверями, Она сама рукой зажмет мне рот... И слушает... И крупными слезами Сверкает взор испуганный... И вот Она ко мне припала, замирая, На грудь и, головы не поднимая,

135

33

Мне шепчет: «Друг, ты женишься?» Рекою

Ужаснейшие клятвы полились.

«Обманешь... бросишь...»—«Солнцем и луною

Клянусь тебе, о Саша!» Расплелись

Ее густые волосы... змеею

Согнулся тонкий стан... «Ах да... женись...»

И запрокинулась назад головка...

И... мой рассказ мне продолжать неловко.

34

Читатель милый! Скромный сочинитель Вас переносит в небо. В этот час Плачевный... ангел. Сашин попечитель, Сидел один и думал: «Вот те раз!» И вдруг к нему подходит Искуситель:

«Что, батюшка? Надули, видно, вас?» Тот отвечал, сконфузившись: «Нисколько! Ну, смейся, зубоскал! Подлец—и только».

35

Сойдем на землю.—На земле все было Готово... то есть, кончено... вполне... Бедняжка то вздыхала так уныло, То страстно прижималася ко мне, То тихо плакала—в ней сердце ныло... Я плакал сам,— и в грустной тишине, Склоняясь над обманутым ребенком, Я прикасался к трепетным ручонкам.

36

«Прости меня»,—шептал я со слезами.— «Прости меня...»—«Господь тебе судья...»— «Так я прощен?!» (Поручика с рогами Поздравил я.)—Ликуй, душа моя! Ликуй!—Но вдруг... о, ужас! перед нами В дверях, с свечой—явилась попадья!.. Со времени татарского нашествья Такого не случалось происшествья!

136

37

При виде раздраженной Гермионы Сестрица с визгом спрятала лицо В постель... я растерялся... панталоны Найти не мог... отчаянно в кольцо Свернулся... жду—и крики, вопли, стоны, Как град — и град в куриное яйцо — Посыпались... В жару негодованья Все женщины приятные созданья...

38

«Антон Ильич! сюда!.. Содом, Гоморра! Вот до чего дошла ты, наконец, Развратница! Наделать мне позора Приехала... А вы, сударь, подлец! И что ты за красавица—умора! И тот, кому ты нравишься,— глупец! Картежник, вор, грабитель и мошенник!» Тут в комнату ввалился сам священник.

39

«А, ты! ну полюбуйся,—посмотри-ка, Козел ленивый! видишь,^ старый гусь, Не верил мне!.. Не верил? ась? Поди-ка Теперь ее сосватай... Я стыжусь Сказать, как я застала их... улика, Чай, налицо (т пашгаИЬив,— Подумал я). Измята вся постелька!..» Служитель алтаря был пьян как стелька.

40

Он улыбнулся слабо... Взор лукавый Провел кругом... слегка махнул рукой И пал к ногам супруги величавой, Как юный дуб, низринутый грозой... Как смелый витязь падает со славой За край—хотя подлейший, но родной:

137

Так пал он, поп достойный, но с избытком Предавшийся крепительным напиткам.

41

Смутилась попадья... И в самом деле, Пренеприятный случай! Я меж тем Спокойно восседаю на постеле. «Извольте ж убираться вон!»—«Зачем?»— «Уйдете вы?» — «На будущей неделе,— Мне хорошо: вот видите ль,—я ем Всегда, пока я сыт; а ем я много...» Но Саша мне шепнула: «Ради Бога!»

42

Я тотчас встал: «А страшно мне с сестрицей

Оставить вас...»—«Не бойтесь—я сильней!»—

«Эге! такой решительной девицей

Я вас не знал... но вы в любви моей

Не сомневайтесь, ангелочек...» Птицей

Я полетел домой... и у дверей

Я попадью таким окинул взглядом,

Что, верно, жизнь ей показалась адом.

43

Как человек, который «внес повинность»,

Я спал, как спит наевшийся порок И как не спит голодная невинность.— Довольно! — может быть, я вас увлек На миг,—и вам понравилась «картинность» Рассказа,—но пора... с усталых ног Сбиваю пыль. Дошел я до развязки Моей весьма немногосложной сказки.

44

Что ж сделалось с попом и попадьею? Да ничего. А Саша, господа,

138

Вступила в брак с чиновником. Зимою Я был у них, обедал, точно, да, Она слывет прекраснейшей женою,— И не дурна,—толстеет—вот беда! Живут они на Воскресенской, в пятом Этаже, в номере пятьсот двадцатом.

16 июня 1844. Парголово

РЕЦЕПТ

Когда в тебе горит огонь в крови И хочешь ты, чтоб страсть твоя погасла, Чтоб лютый жар остыл в твоей крови,— Прими, мой друг, касторового масла.

МАТЬ-ПРИРОДА

На дворе метель и вьюга:

Под застрехой за лубьем Принахохлились два друга, Воробьиха с воробьем. «Видно, плохо греет шубка;

Поплотней, что ль, рядом сесть? Кабы нам теперь, голубка, Да горячего поесть!..» Только вымолвил мужчина, Как от них невдалеке Покатил в санях купчина На орловском рысаке. Самка мигом увидала:

У гнедого на бегу

Что-то мягкое упало

И дымится на снегу.

Вот слетели быстрым махом,

Стали весело клевать...

Ах, и к самым малым птахам

Как добра природа-мать!

151

Между друзьями

Смешные и пикантные шутки домашних поэтов России

ЭЛЕГИЯ

Подражание древним

Под сводом зелени на мягкой мураве,

От зноя скрывшись в тень, с венком на голове,

Старательно убрав предательские роги

И ветвями прикрыв уродливые ноги,

Лежит лукавый Пан 1.—Улыбка на устах;

Прищурен хитрый глаз; в раскинутых руках И многоствольная виднеется волынка, И прохладительной здесь земляники крынка. Лежит и сторожит резвушек из села, Охотниц до грибов, до ягод ароматных, И, в ожидании минут благоприятных, Надрачивает хуй до твердости кола.

II

Весна—пора любви. Лови ее, лови, Пока жар юности еще горит в крови! Где молодость моя? Куда ты улетела? А сколько совершил любезного я дела Весною и в лесу? Единственный приют! Ебаки лучшего, я чаю, не найдут.

___________

1 Пан—лесное божество греческой мифологии, весьма ебливое (Примеч. авт.)

154

Жилище тайны здесь... Нет, молодой повеса

Ничем не заменит таинственного леса.

И молодость всегда охотно в лес бежит,

С ее мечтаньями листов созвучен ропот,

Он согласит с собой легко влюбленных шепот

И поцелуя звук нескромный заглушит.

III

Позднее, уж дожив почти что до седин, Остепенившийся серьезный семьянин, Блуждал я по лесу совсем с другою целью, И не дрочил уж Пан меня своей свирелью.

Я для гербария растенья собирал И на блуждающих в лесу не обращал Внимание блядей... Неслышными стопами Нечаянно набрел, блуждая меж кустами, На двух ебущихся, и этой я, ебне

Не позавидовал, но, в гнев пришедши жалкий, Любовника огрел по жопе сильно палкой:

Беднячка застонал... и стало жалко мне.

IV

Теперь разумнее я о таких делах

Сужу; приятно мне, когда в моих глазах

Младая парочка с младым ебется пылом,

Махая жопами, как будто кто их шилом

Колол намеренно. И мыслю я тогда,

Что мне уж не ебать так больше никогда.

Но этот жар чужой, но этот сап ебливый

Магнетизируют меня забытой силой,

И снова прихожу в былую ярость я,

И снова брякнет хуй, муде клубятся рьяны,

И вспоминаются лесистые поляны

И улетевшая вся молодость моя!

155

НОЧЛЕГ

Новелла

Через город шли солдаты,

В городе ночевка—

Добрался солдат до хаты,

Лег уснуть: не ловко.

Он из дальнего похода

Мирно возвращался

И, без малого, полгода

Как уж не ебался.

Вот забрался на полати,

На печи хозяйка,

Ни души нет больше в хате,

А поеть-то дай-ка.

Хоть хозяйка и старуха,

Больно непригожа,

Мало зренья, мало слуха,

Кости лишь да кожа.

Но солдату с голодухи

Разбирать нет дела,

И не медля он к старухе

Под бок лезет смело.

Та туда, сюда... нет мочи

Совладать с солдатом.

Что тут делать? Хочь не хочешь,

Не сопхнешь ухватом.

— Греховодник, не замай-ка! Сорок лет вдова я!— Говорит ему хозяйка, Слабо отпихая.

— Эта штука для солдата

Вовсе не безделка,

Ведь твоя теперь пизда-то

Стала словно целка.— И солдат в жару охоты В жопу всунул хуя.

— Э, постой! такой работы Вовсе не хочу я.

Ты ведь в хлебницу забрался, Поднимай-ка выше! —

156

Но служивый не унялся:

Знай ебет да дышет.

— Все равно; тут больше жиру, Веселее дело;

Ведь с квартиры на квартиру Мне уж надоело Целый век перебираться...— А старуха злится:

— Нет, служивый, баловаться Этак не годится.

— Что? аль плохо?— вынув хуя, Говорит служака. Ведь соблюл тебе манду я, Что за важность срака? -Но труба уж сбор играет...

— Бабка! будь здорова!

— Провались ты!—отвечает, И затем ни слова.

БАТРАК

Новелла

Жил-был в селе один поп домовитый, Сеял он много пшеницы и жита, Проса, гречихи, ячменя, овса... Живности тоже было у отца Много, и коней, коров и овечек, Птицы... Зажиточный был человечек, Всяким хозяйством обиловал дом. Жил он с попадьею лет двадцать вдвоем, Дочку одну лишь на старость имея, Пухлую, белую, будто лилея, Только лишь мало была учена, Выросла дома в деревне она. Трудно управиться с этим хозяйством, Рук не добудешь всегда попрошайством, В доме ж работа весьма нелегка. Поп нанимает на двор батрака. Благо, попался здоровый детина, Ражий, досужий и в месяц — полтина.

— Ну, так и ладно, иди, поживешь.

Как твое имя? — Тогда-доебешь.

«Экая притча! — и поп' сплюнул даже.—

Скверное имя, не слыхивал гаже,—

Так он подумал.—Но что за нужда?

Лишь бы работал усердно всегда».

Стала работа люба батракова,

Всем он доволен, не вымолвит слова,

Все по хозяйству толчется весь день,

Малому, видно, работать не лень.

— Как тебя звать? — попадья раз спросила.

— Черна-пизда. — «Что за вражая сила? — Думает так же себе попадья.— С нужды то имя не вымолвлю я, Кличка-то эта уж больно скоромна». Как-то о том же спросила поповна.

— Судорга,—ей отвечает батрак:

Три он названия выдумал так. Осень прошла, и зима наступила, Спать батраку на дворе запретила,

158

Спит он с семейством поповым в избе,

Спит и забаву придумал себе.

Думает он: «Ведь нельзя полюбовно

Сладить насчет еботухи ]с поповной,

Этой ведь штуки не сделаешь днем,

Ну, значит, нужно раскинуть умом,

И уж тогда увернется едва ли...»

Раз перед праздником крепко все спали,

Только на сон попадья и чутка,

Слышит в светелке она батрака.

— Батюшка, слышишь? — попа она будит.— Черна-пизда там на дочери блудит.— Поп же спросонья не все разобрал.

— Экая важность! — жене он сказал.— Девке уж стукнуло лет восемнадцать, Нечего делу тому удивляться.— Дочку меж тем разбудила возня.

— Маменька! Судорга мучит меня.

— Бог с тобой, дочка! Скорее крестися, Да хорошенько возьми протянися.— Так, не смекнувши в чем дело, совет Дочери мать посылает в ответ. Матери воли нарушить не смея, Целкой она угостила злодея. В окна меж тем пономарь застучал, Поп, то услышав, тотчас закричал, Сладко на ложе еще потягаясь, Утреню в церкви служить собираясь:

— Вынеси ключ-то, а после уснешь! Как бишь тебя там? Тогда-доебешь!

воля

Новелла

Жили Ванька да Анютка, Слуги барыни одной, Живши вместе, не на шутку Грызлись часто меж собой. На конюшне их за это Кучер парывал не раз, Но росла меж тем Анетта И наделала проказ. В рукавицах тех ежовых Также вырос и Иван. Оба были из дворовых;

Вдруг указ о воле дан. Не всегда они бранились, Лишь прошел о воле слух, Зла не помня, помирились, Хоть два тела—один дух. Двухгодичный только было Надо срок им переждать:

Ей пятнадцать лет пробило, Тот тринадцать стал считать. Госпожа их раз на рынок Посылает, чтоб купить:

Решето, молочных крынок, Петуха, чтоб кур давить. Петуха купив, обратно Ванька чрез пустырь идет;

Место тут благоприятно, Крапива одна растет. И Анютка, догоняя, В бок толкнула простака.

— Что ты балуешь, шальная? Сам я дам те тумака! — Хоть ответ и был неловкий, Но, приняв веселый вид, Вот затейшща-плутовка Так Ивану говорит:

— Вижу, вижу, ты дурное Держишь, Ванька, на уме...

160

— Говори сейчас, какое? Что дурное думать мне?

— Хочешь ты меня, я знаю, Повалить да заголить...

— Петуха ж куда деваю? Что пустое говорить!

— Ишь! как будто и не знает,—

Говорит она на то.—

А уж сам давно смекает:

Да сюда, под решето! — Девке выдумка такая Удалась—и кончен бал... Крапива была густая, И никто их не видал. Ваньке баловство слюбилось, Вот назавтра, сдав обед, Как с чулком она возилась, Он Анютке шлет привет. Говорит ей Ванька: — Ну-тка, По-вчерашнему опять В крапиву пойдем, Анютка, Этак с часик полежать. Благо, нет теперь помехи...— Но Анютка говорит:

— Погоди, от той потехи _Сцачка у меня болит...— "^^Скорс? воля наступила, Двухгодичный вышел срок, И влюбленных разлучила, Жизни их увлек поток. Чем сказалась воля эта Для дворовых тех крестьян? В бардаке теперь Анетта, В кабаке теперь Иван.

ОБЕТ

Басня

Поп раз в лугу косил И выбился из сил, Однако молодец Еще ебать хотел, А потому, что был вдовец. Он сильно употел.

Присел,

Обедать же ему работница носила. И поп кладет обет:

Поеть того, кто принесет обед—

В поповском слове—сила. Глядит, ан дочь пришла. Что делать, еть иль нет? Попа досада тут взяла, Нельзя нарушить свой обет.

Размыслил поп тогда,

Что можно и не еть, пример один представить. И дочку удалось заставить Лечь навзничь. Заголил. Пизда Прельстила взор попов, и хуй его поднялся.

Поп взял распоясался И мыслит: не поддамся я греху, А только на духу Свой подержу елдак. Приправился, а овод тут как был, Попа за жопу укусил.

Поп жопой дрогнул так, Что очутился хуй в манде,

Остались лишь муде. — «Проклятый ты овад! Отправил душу в ад!» — Тогда воскликнул поп, Как дочь уже поеб.

Не надо никогда слепых давать обетов:

Избегнешь не таких курбетов.

162

КОРНЕТ

Новелла

Удивительный случай не нынешних лет В свое время известен всем был. Молодой и пригожий уланский корнет Всем девицам головки кружил.

До мужской, настоящей солидной красы В это время корнет не дорос, Над губами еще не пробились усы, Цвет лица спорил с нежностью роз.

И девицы и дамы вздыхали по нем, Пресчастливейший был сердцеед, Управлял как артист молодецким конем, И учен и умен был корнет.

Оттого выделялся рельефнее он

Из среды сотоварищей всех,

Ведь улан что болван, вертопрах, пустозвон,

Полированный лишь пустосмех.

Во вражде ум и молодость вечно живут, Не творил молодым кто проказ, Того издавна рыбою люди зовут, В том и я убедился не раз.

Исключением не был корнет молодой,

Не бежал он любовных утех,

До забвения мог увлекаться пиздой

И ебни не считал он за грех.

Женский есть монастырь; старый русский магнат

В память битвы его учредил,

В нем достаток всего, и церквей, и палат,

И у знатных он лучшим прослыл.

При большой слободе монастырь тот стоит:

Эскадрон в ней улана стоял. Наступила зима — и вояка шалит, В это время он просто нахал.

163

Мало дела военным о зимней поре, Жди от праздности должных плодов. В слободе — мужичье, зато в монастыре — Все монахини знатных родов.

Монастырь посетил наш корнет уж не раз, Уповательно не для молитв, А от скуки; не мог он прожить без проказ, Без любовных интриг и без битв.

В это время беличка, княжна-сирота, Затмевала там всех красотой, На искус двухгодичный она принята, Чин принять собираясь святой.

Не замедлил княжну меж монахинь корнет В посещенья свои отличить, Ей шестнадцать лишь только исполнилось лет, Так мила, что нельзя не любить.

Страстный юноши взор поразил и ее, Молодая волнуется кровь, И забыла она обещанье свое, Загорелась.. как пламень, любовь.

Вдруг обедни корнет перестал посещать, Ждет-пождет изнывая она, Ни молиться, ни есть, ни трудиться, ни спать От томленья не может княжна.

Раз девица одна в монастырь забрела И сказалась она сиротой, Молода и стройна, в обхожденьи мила, С замечательною красотой.

У игуменьи просит: «Ваш тихий приют Так прельстил несказанно меня, Что до смерти желала б остаться я тут, Свою душу изведала я:

Поразил мои мысли обещанный ад, Согрешить, живши в мире, боюсь, Так примите...»—Значительный делает вклад— И взята в монастырь на искус.

164

Увидала княжна сироту, как во сне Ей знакомый почудился вид;

Поступает в послушницы скоро к княжне И в одной с нею келий спит.

Завязалася тихая дружба у них, Сироту вопрошает княжна:

Кто она, и откуда, и нет ли родных, И сама ль для родни не нужна?

Сирота отвечает, что есть у ней брат, Молодой, разудалый корнет, Что он добр как никто, что он очень богат, Но что ей опротивел сей свет.

В восхищеньи ее обнимает княжна:

«Говори мне побольше о нем, Признаюсь, я в него уж давно влюблена, Предо мной он и ночью, и днем».

Поцелуям, объятиям нету конца... Но читатель узнал наверняк В той послушнице нашего уж молодца, И ее будем числить мы так.

В молодой что таилося нежной душе, Для корнета теперь не секрет, И возможным свершить оказалось уже, Что задумал отважный корнет.

На постели одной вот однажды они Поместились вдвоем помечтать, Пред иконами тускло мерцали огни... Как корнета восторг описать?

Он признался во всем, не сердилась она, • Мрак ночной их любовь покрывал, Безмятежная царила там тишина, И никто ничего не видал.

Между тем время быстро бежит да бежит, Безвозвратно несясь как стрела, У любовников сердце трепещет, дрожит— И младенца княжна родила.

165

Заглушивши природы естественный глас, Хоть и стоило горьких то слез, При рожденьи дитя задушивши тотчас, Он его в смрадный нужник отнес.

А как нужник был полон почти и нечист, Как в России ведется досель, То был нанят почистить его говночист С небольшим через девять недель.

Ночью делом занялся старик, ворота Оттого незаперты стоят... Поднялась вдруг по кельям везде суета, Будят всех, все в трапезну спешат

По приказу игуменьи; хочет она Всех монахинь своих осмотреть, Нахожденьем ребенка она сражена, Преступленья не хочет терпеть.

Что тут делать? Княжне очищения срок Вышел, нечего ей горевать;

А корнету? Он рад бы отправиться в полк, Да осмотра нельзя избежать.

Отправляясь в трапезну, тесьму он выскал Да из пороных ниток шнурок И по голому стану тесьму повязал, Смастерив из нее поясок;

На залупу накинув петлю из шнурка, Между ног он ее пропустил, И назад притянув из всех сил елдака, К пояску тот шнурок прикрепил.

Оттого стало спереди гладко тогда, Нет ни хуя, не видно мудей, А волос на лобке, что твоя борода,— Все устроил искусно злодей.

Вот в трапезну монахини все собрались, Мрачно там, лишь свеча в ней одна,

166

По приказу игуменьи все поднялись, Заголилася также она;

Взявши в руки свечу и надевши очки, Всем внимательно смотрит меж ног;

У нее лишь волос оставались клочки На пизде и подпиздок был плох;

Но зато сколько, пиздочек тут молодых

С восхищеньем корнет увидал,

Хоть и трусил корнет в тот критический миг,

Но уж хуй у него восставал.

Как осмотра его приближался черед, Елдачина набрякнула так,

Что, плохого шнурка пересилив оплот, Вдруг игуменью по носу: крак!

И очки зазвенели, упавши на пол, И свечу упустила она... А корнет в темноте поскорей убежал, И помог в том ему сатана.

ЭКСПРОМТ НА ЗАДАННЫЕ РИФМЫ

Попам за исповедь ты не клади гроши:

Коль хочешь каяться, на это есть молитва, Очистит скверну всю с тоскующей души Она.—Так волоса соскабливает бритва.

168

НА БАЛЕ

Новелла

Наши русские войска В Польше квартируют, Усмиряя поляка, Лихо там пируют— Хоть доводится подчас И под нож попасться, Да ведь принято у нас Этим не смущаться.

Офицера было два На одной квартире, И друзей таких едва Сыщешь в целом мире. Был один меж тем из них До балов охотник, В волокитстве был он лих, В ебле — греховодник. А другой был домосед, Аккуратен, точен, Увлеченья юных лет Уважал не очень. Говорить, читать, писать Мог он по-французски, Но любил сие скрывать— Резал все по-русски.

— Что сидишь все дома ты? Что за прелесть польки! Благосклонны, развиты, Не горды нисколько. У соседа-поляка Дочка — загляденье, А победа—так легка, Просто удивленье! И сегодня ввечеру Все сказать решилась... Я тебя с собой беру. Может, полюбилось

169

И тебе б, как нам, порхать, .Мирные победы, Поцелуи здесь срывать И съедать обеды. Сделай это для меня, Едем веселиться,

Здесь не в редкость и ебня, Может все случиться.

Без охоты домосед С другом уж на бале, Но ему веселья нет В освещенной зале, И, сердясь на друга, он Все зевал в досаде, Притаясь в тени колонн, Будто как в засаде. Перед ним садится вдруг С панною хозяйской Полковой квартирный друг... (Вечер был уж майский) По-французски говорит Шепотом соседка:

— Там, в саду, в конце стоит У ручья беседка;

Там немного погодя Буду дожидаться, Ты же свистни, подходя, Чтоб не обознаться...

И угрюмый домосед Зал тотчас оставил, Он отправился в буфет, Заговор составил, Чтоб того на полчаса (Нужно-де мне это) Задержали молодца Около буфета.

Все пришлось как нужно в лад

(Сделаю заметку);

Офицер выходит в сад И бежит в беседку. Свистнул — входит — никого;

Мрак да тишь немая.

170

Возвратился, ничего Он не понимая. Входит в залу, за трельяж Заглянул—там панка... Молодец воскликнул наш:

— Что ж, моя коханка! Издеваться надо мной Вздумала? Кокетка!..

— Что же это, милый мой,

Значит? А беседка?

Я ничем, кажися, там

Не подорожила,

Для тебя и стыд и срам —

Все я позабыла...

Тут смекнул он: домосед Слышать мог условье, Заплатить бежит в буфет За обиду кровью. Отыскавши там его, Он кричит безмерно:

— По-французски вы, того, Говорите, верно?

Дружбу нашу к чорту прочь! Вас спросить я смею?..

— Говорить я не охоч, А свистать умею,— Домосед так отвечал;

Все захохотали

И за дружеский скандал

Драться им не дали.

ЧЕТЫРЕ ВРЕМЕНИ ГОДА

Я готов любоваться природой От утра до другого утра:

Ясно, тихо ли, дождь, непогода, День ли в небе, ночная ль пора.

ЛЕТО

Летом: ясное утро—отрада, Воздух чист, неподвижна река, Ароматами дышет тень сада, И тоска от души далека.

В полдень лес меня манит прохладный:

Говор листьев, чиликанье птиц, И я слушаю, слушаю жадно Жизни пир вкруг себя без границ.

И усталое тело спокоит Вечер тихий с прохладой ночной, Ослабевшие силы удвоит, Очарует закатом, луной.

Набегают ли на небо тучи, Буря ль воет во мраке ночном, Молний блеск, и в раскатах могучих Загремит ли стремительно гром:

Предаюся ожившей душою Я восторгу неведомых чувств;

Древний грек так склонялся главою Пред святыней изящных искусств.

И, свободно места выбирая, Каждый день все на новых серу, Жопу мягкой травой подтирая, Сберегаю бумагу перу.

172

ОСЕНЬ

Освежительный запах соломы И тумана сребристого пыль Мне в осеннее утро знакомы, Как недавно прошедшая быль.

О полудне слежу вереницы, Улететь бы хотелось и мне Вслед, куда перелетные птицы Улетают навстречу весне.

Да возы, нагруженные хлебом, Да плодов всех сортов благодать... Под открытым лишь изредка небом В это время удастся посрать.

В жопу дует, и нужно терпенье, Чтоб Россию тогда не проклясть;

Уж такое у нас заведенье:

Нужник—скверность, мученье, напасть.

Вечереет, и ветер завоет, Нескончаемый дождь застучит, Безболезненно сердце заноет, Только думу мою горячит.

Ночью думать и думать—отрадно,

Вдохновенье объемлет меня,

И тогда воспеваются складно

И сранье, и пердеж, и ебня.

ЗИМА

Зимним солнцем вполне я доволен, Ярок луч на равнинах снегов... Галок крик на крестах колоколен, Визг саней, скрип поспешных шагов.

И блистанье замерзшего пара, И румяные лица людей, Их движения, полные жара, Ветер резкий, мороз-лиходей.

173

И поэзии полные вьюги, Ветра буйного свист или вой, И одетые, крепче кольчуги, Реки льдом, как корой голубой.

Звезды в небе, при месяце полном, Долу звезды, на белом снегу. И сугробы, подобные волнам:

Это все не любить — не могу.

Хоть сурова родная природа, Неприветлива зимней порой, Но бодрит она силы народы, Шевелит темперамент сырой.

Богатырской наделится силой, На морозе привыкнул кто срать, И не скоро в холодной могиле Доведется его зарывать.

ВЕСНА

Возрожденье весною природы, Вновь облекшейся в пышный убор, Через меру разлитые воды Поневоле чаруют мой взор.

Птиц и крики, и трели, и пенье, Благовоние сочной травы, Свежесть воздуха, чувств пробужденье, Никогда не прискучите вы!

Голубой опрокинувшись чашей, Приковали мой взор небеса, И тому, кому горько жить даже, И тому их понятна краса.

Позабывши заботу и горе, В поле, в лес с наслажденьем идешь И, как летом, опять на просторе Одинок, беззаботно вернешь.

Встрепенутся ожившие силы, И тяжелая .жизнь не горька,

174

Всюду жизнь разлита, и могила Устрашает тогда бедняка.

Так тут серется как-то приятно И пердится,~ибздится легко... Ждать не долго уже—до возвратной Ведь весны не совсем далеко.

РАЗНОСЧИК

Новелла

Под окошком дамочка

Рубашечку шила.

На щечках же ямочки,

Глазки смотрят мило.

Уморилась душечка,

Шитье отколола

От стальной подушечки.

Взгляд у ней веселый.

Ну, посмотришь, кажется:

Вот порхнет как пташка. Ветр пахнул — и валится За окно рубашка.

— Ах! — и губки дуются, К ним приставлен палец, А меж тем на улице:

— Яйца! — крикнул малец. Крик привлек тот пташечку, Просит она мальца:

— Подними рубашечку, Покажи-ка .яйца! —-И детина, вящего Слушаясь приказа, Яйца настоящие Вынул для показа. Можно ль за буквальное Исполненье злиться? Дело хоть скандальное, Нужно помириться. И окно захлопнула, Будто бы от срама, С смеху ж чуть не лопнула. Ну, и верь тут дамам.

176

НЕУДАЧА

Новелла

В беседке на скамье с красоткой франт столичный

Сидел, обнявшися довольно неприлично,

Рукой за пазуху бесцеремонно лез,

А ропот заглушал вокруг шумящий лес;

Она ж, кокетствуя, не слишком защищалась Глаза потупивши, на перстень любовалась У франта на руке. И франт ее склонял Лечь навзничь и уже ей юбки поднимал.

— Оставь, бессовестный!—красотка говорила.—

Для этих глупостей тебя б не полюбила

Я, если знала бы все это наперед.—

Однако молодца задор такой берет,

Что он употребил последние усилья

И дело б порешил; но опустил вдруг крылья,

Поникнул, присмирел, рукам дает покой

И призадумался; а ей исход такой,

Всей раскрасневшейся, куда не полюбился;

Она в смущении; на выручку явился

Попавшийся в глаза ей перстень дорогой.

Внушительно толкнув любовника ногой,

За руку с перстнем взяв, в нем камень разглядает,

Трепещет, и горит, и франта вопрошает,

На все согласная, нахмуривши чело:

— Что это у тебя, опал? — Ах, нет, стекло! —

Франт отвечает ей, иное разумея.

С чем и оставлю я сидеть прелюбодея.

177

ПАТРИОТ

Был вечер чудесный, И солнце садилось, А в узкой и тесной Ложбине катилась Река. Все спокойно, Торжественно было:

Шум смолкнул нестройный— С полей, как с кадила, Неслись ароматы От свежих покосов. Вот сельские хаты... — Не нужно льяносов, Пампасов всех разных Заморских степей! — Воскликнул приказный Р....... Сергей.—

К реке подойду я

И сяду над кручей,

И разом серну я

С натугой могучей,

Чтоб треснула жопа

В честь летних красот.

Пусть знает Европа,

Как любит народ

Россию родную всей силой души,

А ты этот подвиг, поэт, запиши!

178

ЦИРУЛЬНИК

Новелла

В матушке нашей Москве белокаменной Жил-проживал бородатый купец, Летами стар, зато с похотью пламенной;

Был по второй уж жене он вдовец. Деток всего лишь сынишка двухлеточек— Жалко его, а достаток велик:

Стало б с избытком на дюжину деточек,— И оженился на третьей старик. Взял молодую — сидит она взаперти, Кормится, точно свинья на убой, В церковь пойдет, постоит лишь на паперти— Больше ж с двора никуда ни ногой. Хоть и дрожал старикан над копейками, Но для жены и рубля не щадил:

Семь сундуков у ней шуб с душегрейками, Прочей одежды—так дом завалил. Года уж три прожила, откормилася

Жонка; ей нужен бы был молодец, Так, чтоб от_ебли кровать развалилася, Но экономен на еблю купец.

— Я не для ради-де блуда поганского,—

Скажет,—влагаю в тебя естество,

В распространение лишь христианского

Рода.—Ха, ха! Каково ханжество?

Раз он из бани пришел, ухмыляется,

Чай пьет—смеется; дивится жена,

И у сожителя осведомляется,

Что за причина веселью, она.

Долго старик отбивался, осилила,

Бес любопытства помог в том жене,

Из самовара последнее вылила...

— Вот что сегодня случилося мне

Видеть,—он молвил.—Цирульник там парился,

Так у него естество, просто страх,

Я на него дивовался и зарился

Все на уме, побери его прах!

Прибыл недавно из города дальнего,

Тут подле нас заведенье открыл,

Сам молодец, только виду нахального,

Всех он там в бане людей удивил.

179

Экой природа снабдила машиною^ Право, не меньше, как у жеребца, Будет вершков от восьми с половиною!..— И рассердилась жена на купца, Плюнула даже, скраснела по малости.

— Полно пустое болтать,—говорит;

А у самой кровь вскипела от ярости, Только не видно, как <секель> зудит. Дней так чрез десять "беда приключилася:

Стонет купчиха, ну моченьки нет! Зуб разболелся—и вырвать решилася... В лавку купец — к ней цирульник-сосед. В спальню идет с ним и там затворилася, Пасынок, бегая, в щелку смотрел, Все разглядел, что там только творилося, И не по летам смышлен был пострел. Только к обеду отец возвращается, Смотрит: жена уж совсем здорова, Весело так об обеде старается, Нежные молвит супругу слова.

— Тятя! — и сын сообщает вдруг тятеньке: — К нам приходил нынче кто-то такой, Дергал он долго из жопы зуб маменьке, Красный да длинный, вот будет какой.— Тут он ручонки раскинул. Семейная Драма затем у купца началась. То не видала и лавка питейная, Спора да драка какая стряслась.

180

В ГОСТИНОЙ

Новелла

Разговор в гостиной жаркий, Только слышно: ах да ох! Недовольна та кухаркой, А у той гусак издох, Плох там выводок куриный...

— Как же?—дама говорит Четырем другим в гостиной И храня серьезный вид: — Я наседку посадила Яйцах, так, на двадцати, Три недели выходило— И осталась при пяти.— Там сидел студент угрюмый.. Разговор его бесил, Он, свои прервавши думы, Даме вот что возгласил:

— Вы дивитесь! неужели? Все же вывелось хоть пять, И притом чрез три недели, Что же лучшего желать? У меня ж на яйцах часто Двадцать лет сидит блоха, А приплоду нет—и баста, Вот досада! Ха, ха, ха!

181

РОДНЯ

Новелла

У немца русская жена Связалась с подмастерьем, Раз целовалась с ним она, А немец с недоверьем, Увидя то, им говорит:

— Проклятая то штука! Вы, значит, мать вашу ебит, Вы, значит, жонка — сука! -Она ж, смеясь, на то ему:

— Ведь это брат мой, дурень! Дивиться нечего тому, Тебе, выходит, шурин! — И немец удовлетворен Был жениным ответом, Теперь спокойней мыслит он О случае об этом. Однажды немец выезжал И утром возвратился, Он на кровати их застал, На них смотря, дивился. Ночной работой утомясь, Любовники лежали:

Она—по горло заголясь, Он—без порток, и спали. Недавно вынутый лежал Елдаку ней на ляжке, ТГ на заре поколыхал Уже подол рубашки. Казалось, тут была ебня. Как не перепихнуться? Но немец думает: «Родня;

И близко—не ебутся».

182

САМОДУР

Новелла

Самодур, богатый барин,

Одинокий жил, Он в халате, как татарин,

Целый век ходил;

И жениться не намерен

Был, затем — нигде Отыскать, он был уверен,

Белых на манде Он волос не мог наверно,

И живет один, А богат-то был безмерно

Этот господин. Девка как-то ухитрилась:

Красит волоса И пред барские явилась

Ясные глаза. Разглядевши все, что надо,

Удовлетворен, Брак свершает; девка рада,

И доволен он. Вот четыре уж: недели

Он жену ебет И однажды на постеле

Делает осмотр. Кой-где краска полиняла,

Волос почернел, И его досада взяла,

Он позеленел. «Мать твою ебу я в душу! —

На жену кричит -Если так, я брак разрушу...»

Но веселый вид Сохраняя, преспокойно

Говорит жена:

«Так сердиться недостойно,

Пробудись от сна;

Сядь-ка, докажу тебе я,

Что права во всем...»

183

Удалися ей затеи

С этим молодцом. Под подушкой сохранялось

У нее яйцо, Девка им тут догадалась

Мужа хвать в лицо. И на лбу у мужа вскоре

Сделался синяк, А жена, при этом горе,

Объяснилась так:  ^ «Бьешь ты с месяц уж наверно,

Ну, как бил сейчас, Яйцами двумя примерно,

Я ж одним — и раз, Да. и то по лбу, он твердый,

Там же слаб сосуд...» И жена^х.-дсанкой гордой

'^Поцьку./кажет тут. Удалося объясненье,

Помирился муж, И богатое именье

Ей досталось уме.

ВОЛКИ

Новелла

В обширном именьи майор отставной

Богато, роскошно живет, Он ранен жестоко последней войной,

И жизнь и богатство клянет.

К семейной он жизни наклонность имел,

Нужна б молодая жена, Но в этом желаньи навеки предел

Ему положила война.

И вот холостым он живет потому,

Что роком назначено так, Отрезать хирург принужден был ему

Совсем и муде, и елдак.

Майор, поселившись в именьи, таил

Несчастье свое как секрет, Один лишь денщик, что в походе с ним был,

Все знал, но соблюл он запрет.

Майор был красавец, еще молодой;

Ну, как тут прожить одному? Нельзя помешаться как прежде мандой,—

Нужна хоть подруга ему.^

А можно ль такую жену отыскать,

Об ебле не слышала чтоб? Возьмешь—непременно начнет блядовать,

Что пользы тут? Мать ее еб1

Казался майору мир словно пустырь...

Он к выпуску в Питер спешит И, в Смольный явившися там монастырь,

Начальнице так говорит:

«Богат я, безроден, наследников нет,

Так нет ли здесь сирот у вас? Подайте одной из них добрый совет

Со мной обвенчаться сейчас,

185

Как выпуск окончится...» Дело на лад

Пошло, и женился майор;

Красавицу взял и поспешно назад

Приехал в именье на двор.

Он нежным вниманьем ее окружил

И с ней неразлучно живет, Ничем ей для прихотей не дорожил,

Знакомств лишь одних не ведет.

Смолянка не ведала таинств любви,

Так года уж с три протекло, Без пыла страстей, без волненья в крови,

Ясна их жизнь—словно стекло.

В соседстве именье богатое, в нем

Никто не живет из господ, Хотя там обширный построен был дом

И душ состояло семьсот.

И вот управитель весною приказ

Из Питера вдруг получил:

К приему господ подготовить тотчас

Все в доме — и барин прибыл.

Он прибыл на лето с женой молодой,

У них же двухлетний сынок. Вот как-то узнала жена стороной,

Живет здесь почти бок о бок

Подруга ее, монастырка.—Она

Ей делает с мужем визит... И тишь меж супругами возмущена,

Майор изнывает, дрожит.

Майорша с подругой почти каждый день

Видаются—весело им;

При ней неотлучно майор, будто тень,

Предчувствием горьким томим.

Лаская, целуя подруги сынка,

Майорша сказала ей раз (От мысли, конечно, дурной далека):

«Откуда амурчик у вас?»

186

Вопрос щекотливый замявши кой-как,

Та в спальню ее отвела. «Ну что за наивность? — промолвила так:

Ты в краску меня привела;

Возможно ль в гостиной о том говорить,

Как будто не знаешь сама?» Майорша ж: «Меня перестань ты корить,

Ведь я от детей без ума;

Где ж взять их—не знаю...» — «Ну, полно

шутить,

Плутовка! А муж-то на что? Его это дело, вели смастерить;

Не спрашивай больше про то».

К майору тогда приступает жена

И просит наделать детей. «Не нужно теперь,—умоляет она,—

Других никаких мне затей!..»

И плача, целует, умильно глядит,

Все просит его об одном, Капризы явились, сердится, грустит...

И в доме пошло все вверх дном.

Что делать майору? — «Послушай, мой друг!—

Жене он на то говорил.— Когда бы жестокий, коварный супруг

Я так же как прочие был,

Давно бы тебе понаделал детей,

И много; скажу напрямик:

Пред делом тем нужно отведать плетей,

Я ж драться с тобой не привык».

«Хоть бей, да наделай!..» Хоть из дому вон

Пришлося майору бежать;

Вот в спальню отводит жену свою он

И молча кладет на кровать.

Китайкой по жопе он стал ее бить,

Сам плачет, крепится жена... «Довольно! не буду детей я любить...—

Ему возвещает она.—

187

Тот подвиг, как видно, снести не дано

Мне, бросим о том горевать;

С детьми, без детей ли, не все ли равно?

Как прежде давай поживать!»

«Вот это—так дело!»—майор отвечал.

Здоровьем он крепко был плох:

Так годик, другой он еще скоротал

И более жить уж не мог.

Как траур прошел, молодая вдова—

Завидный кусок женихам— Отвсюду любезные слышит слова,

Знакомых уж множество там.

И стали руки добиваться вдовы,

Но каждому краткий вопрос:

«А делать детей мне намерены вы?» —

«Да!» — скажет — и тут ему нос.

Узнав все такую причуду ея,

Дивились, оставивши клад. И вот одиноко красотка моя

Скучает средь пышных палат.

Денщик молодой, что с покойником был

В походах и знал весь секрет, Отпущен на волю, но все у них жил,

Ему был поручен буфет.

Обдумавши все, предложенье свое

Он смело вдове изложил:

«Изныло любовью-де сердце мое...»

И жалость к себе возбудил.

Вдове на обычный вопрос отвечал:

«Да разве я варвар какой?..» Она согласилась, их поп повенчал;

Дивились все свадьбе такой.

Живут этак с месяц, вдвоем вместе спят,

На еблю денщик терпелив, За ней, как майор, лишь ухаживать рад,

Любезен, безмерно учтив.

188

Им как-то не спалось, ворочаясь, он

Толкнул ее хуем_ под бок:

Та щупает, шарит с 'обеих сторон:

«Ах! что это, милый дружок?

Тут гладко совсем у майора было. А ну-ка, зажги-ка огня!

Посмотришь, сличишь, уж куда там ни шло, И ты между ног у меня».

Сличили; жене объясняет денщик, Что это — родимый нарост,

Бывает он мягок, бывает как штык, Зовется же мужеский хвост.

Не всякий имеет его между ног,

А тех, у кого только есть (И тут испустил он задумчивый вздох),

Тех волк собирается съесть.

«Одно лишь спасенье — засунуть тогда

(Жену за_манду он берет) Как можно подальше, плотнее сюда

И двигать то взад, то вперед».

Жена подивилась; умолк разговор,

И стали они засыпать;

Муж будит: «Пробралися волки на двор

И стали уже завывать.

Сейчас я услышал...» — «Ну что ж, не горюй!» —

И навзничь ложится она. Тот разом задвинул по яйца ей хуй,

Лишь вскрикнула только жена.

Задвигал—и тайна открылась любви,

Зашлося — и млеет вдова, Огонь в молодой загорелся крови,

В устах занемели слова.

Он отдых дает, собирается спать,

Одной лишь не спится жене:

В подушку уткнулась, давай завывать—

И снова супруги в ебне.

'         х

189

Но нечего в этом завидовать им,

А вот что вдруг выдумал я, Рассказ этот кстати мы так заключим:

Пойдемте ебаться, друзья!

ДИВО

Новелла

Раз был в деревне одной Зимний солдатский постой— Наш же солдат не святой, Бредит всегда он пиздей. Двор, так примерно — один, Этак примерно — другой, На межнику же овин... Вот сговорился с женой Правою левый солдат;

Был он блядун разлихой, А уж на выдумки — хват. Дал он совет ей такой:

Вечером быть на гумне, Муж чтоб не видел, кобель, Ты постояльца шинель Вскинь на себя — и ко мне. Сделано; муж подсмотрел, Как два солдата сошлись, И лишь едва утерпел, Чтоб промолчать, как еблись. Утром с соседом сойдясь, ~" Кажется, что в кабаке, Долго он трясся, смеясь, Рюмку сжимая в руке, И говорит так ему:

«Диво! еби его мать! Твой-то солдат к" мОему Ходит, я видел, ебать».

191

ЗАРУБКИ

Новелла

Вечер; нет лучины в хате;

Был конец субботы. Кто забрался на полати...

Скучно без работы.

Дочь же с матерью болтает, Возле печи лежа.

— Отчего, как муж.ебает,^> Больно уж пригоже

Так бывает?—Дочь спросила.

— У! не знает, дура! — Мать на то проговорила.—

На хую ведь шкура

Залупляется, за нею

С краю есть зарубка. Ну, так нас и тешат ею,

Как ебут, голубка!

— А как две б зарубки было? То-то б смак утробе?

— Ну, вестимо,—говорила

Мать; вздохнули обе.

Но с энергией обычной,

Услыхавши вздохи, Им отец с полатей зычно

Крикнул: — Ах вы, плёхи!

Дожидайтесь, беспременно,

_Брёх ваш не терплю я, Разве Бог для вас, примерно,

Станет портить хуя?

192

КИТАЙСКОЕ ПРЕДАНИЕ

На лазурный небосвод Поднялось уже из вод Солнце, царь меж всех светил:

Свет сияющий облил Половину всей земли, И—рожденные в пыли— Люди взялись за дела. Летняя пора была.

Просыпается Нань-Дзин. Там по стогнам мандарин Уж: за взятками идет. Шумно движется народ, Озабоченный нуждой, Эгоизмом и враждой, Суетою гордеца, Сребролюбием купца, Хитрой наглостью воров, Самовластием шадов На чиновных головах. Вот на маленьких ногах Чуть китаянки плывут. В паланкинах здесь несут Знатных баринов; а там Отворился легкий храм. Чудно все; пестрит в глазах, Будто звезды в небесах.

Вот пробило два часа;

Раскалились небеса,

Дня немолчный говор, шум

Поражает робкий ум.

Все смешалось, все слилось

В беспорядок и хаос.

Но вниманья зоркий глаз,

Над толпою пронесясь,

Зрит в хаосе этом смысл—

Жизни тайну, жизни мысль.

Башня в городе том есть, И тому, кто строил, честь

193

Это чудо принесло:

Вся блистает, как стекло, Смело унеслася в высь;

В чудных формах зодчий мысль, Недоведомую нам, Передать хотел векам;

И полет времен над ней Не тягчил руки своей.

Там, под башней, был подгал, И его не всякий знал:

Богдыханский лишь совет Знал его, и с давних лет Этот выход был стрегом, Но впоследствии об нем Позабыли. Из полка Два лишь дряхлых старика Оставались в башне той, Так, для формы лишь пустой. В нем был в самый ад проход.

Час четвертый настает— Тихо в башне; все молчит, Лишь гнилая дверь скрипит, В ад ведущая. Старик, Над работой морща лик, В башне сидя, что-то шьет И народный гимн поет.

«Шигямуни, бурхан! Пусть живет Богдыхан' Многи лета меж нас. Пусть его светлый глаз Нас от бед стережет. Пусть он долго живет!

Чу-дзей! ля-ля-ни!

Ты его сохрани!

Пусть врагов он разит, Пусть его крепкий щит Устоит против стрел. Всяк да гибнет пострел,

' Слова, напечатанные расширенными буквами в этом гимне, суть разные проименования китайского императора. (Примеч. авт.)

194

Пораженный, от ран. Пусть живет Богдыхан!

Чу-дзей! ля-ля-ни!

Ты его сохрани!

Шигямуни большой!

Солнце брат твой меньшой,

А луна твоя дочь,

Не отринь нам помочь!

Богдыхана спаси

И врагов порази!

Чу-дзей! ля-ля-ни!

Ты его сохрани!

Наш Отец, Неба Сын, Всей земли властелин, Десять тысяч пусть лет Покорит целый свет! Пусть вкушает он рай, Сохраняя Китай!

Чу-дзей! ля-ля-ни!

Ты его сохрани!

Обрати ты лицо На Высоко крыльцо И щитом нас покрой, Шигямуни большой! Всех блаженных любя, Призываю тебя!

Чу-дзей!..

Ай-ай-ай-ай-ай! Сильно так не покрывай!..»— Закричал старик седой:

У себя над головой, Лишь оканчивал куплет, Шум большой услышал дед. Не успел он отскочить, Как уж кем-то был накрыт И повергнут им на пол. Новый шум произошел:

Дед барахтался с трудом С неизвестным под столом, И пока с него тот встал, Дед штаны все обдристал, Наконец на воле'"ОнГ'"

195

Затаив невольный стон, Несмотря на старость лет, С полу встал поспешно дед;

Осмотрелся: близ стола, Где работа вся была, Неизвестный муж стоял И безмолвно вкруг взирал.

Епанча была на нем, На главе надет шелом, За спиной колчан и лук, Медью кованный каблук, Плеть в руках, копье, усы— И на шлеме две косы... Виден был во всем монгол. Дед-китаец подошел К неизвестному и рек:

«Старший брат сюда притек, Вероятно, за нуждой?» «Шигямуни я большой! — Неизвестный отвечал:

С высоты я прилетал От лазоревых небес, Где растет дубовый лес, Где от века предо мной Предлежал фольянт большой, Там судьба всех сметных чад Мне открыта. Очень рад Был я, слышав песнь твою, Милость днесь познай мою:

Я за то, что ты здесь пел, Посадить тебя велел После смерти в теле пса. Что ж ты выпучил глаза?» «О, бурхан!—старик вскричал:

Я того не ожидал! Смел ли думать—пыль и прах— О живущем в небесах, Твой усердный раб, Чу-ху...» «Перестань врать чепуху! Знаю я, что мыслишь ты, Лучше дай-ка мне воды!» «О, позволь мне покурить». «Говорю: давай мне пить!» «Что потребует бурхан,

196

Чаю ль, рису ли стакан?» «Что за чорт? давай воды! Доживешь ты до беды!» «Тотчас, мигом принесу».— И ушел старик.

В носу Незнакомец почесал И вполголоса сказал:

«Эй, приятель, ну, слезай! Если хочешь, будет чай...» И ступени башни той Затрещали: молодой Человек с верхушки лез. «Ну,—сказал он,—что за бес? Как ты, братец, так упал? Ты меня перепугал. Что, ушибся или нет?» «Ничего, не бойсь, мой свет! Все придет как нужно в лад. Что упал я — очень рад:

Здесь китайский дуралей Богом счел меня, ей-ей. Кстати, скоро он придет И тебя со мной найдет. Так, чтоб не было беды, Назовись Хормуздой ты». «Ладно, ладно»,— был ответ. Он был точно так одет, Как и первый молодец, Лишь из маленьких колец Панцирь был на нем стальной, При бедре же меч большой, А в руках был самострел;

Серьги он в ушах имел И статней, чем первый, был.

Страшно воздух вдруг завыл:

Бубны, таз, колокола...

Просто музыка была,

Хоть и уши затыкай.

«Что, брат, это? Ай-ай-ай! —

Младший так пришлец сказал:

Посмотри, чтоб кто не дал Нам еще здесь карачун».

197        -

«Настоящий ты каплун,— Старший с гневом отвечал: — Я никак не ожидал, Чтобы трусил ты, мой друг! Но молчи; тут недосуг Нам с тобою толковать;

Приготовься роль играть...»

Отворилась настежь дверь, Что ж представилось теперь? Впереди Чу-ху идет И, склонясь, в руках несет На подносе дорогом Золотой бокал с вином;

Вслед за ним идут жрецы, На подбор все молодцы, Смирной, ладаном курят И молитвы говорят;

Дальше движется народ... «Околел бы ты, урод! — Старший с гневом проворчал:

Вишь, чертей их натаскал». Между тем вошел старик. Вдруг его почтенный лик Страх большой изобразил. «О, бурхан! — он возгласил.— Кто, скажи, стоит с тобой?» «Я Хормузда, милый мой!» — Отвечал другой пришлец. В это время главный жрец, Обоих узря богов, Вдруг как бы лишился слов. Наконец в себя пришел И такую речь повел:

«Что я вижу? Ай-ай-ай! Ты, Чу-ху, брат, негодяй! Как ты смел тревожить нас? Иль в башке твоей нет глаз, Что разбойников, воров Принимаешь за богов? Вон, бездельники! Иль нет... Обморочить этак свет! Так не будь ^ Ху-^я-мин... Где наш главнйтГ мандарин? Стража! бей скорей набат!

198

Нет, постой немного, брат, Не уйдешь от наших рук И отведаешь бамбук!..» Так жрец в ярости кричал. Неизвестный отвечал Оплеухою ему И, не внемля ничему, К старику он подскочил, Золотой бокал схватил, Все до капли вылил в рот И — пошел разить народ. Первый вышел на него Славный витязь Фо-ли-го;

Но лишь саблей он махнул -Шигямуни вдруг кольнул Прямо витязя в живот:

Тот, раскрыв ужасно рот, Рев пронзительный издал, С полсекунды постоял — И на землю рухнул вдруг, Испустив навеки дух. Вот его сменил Цянь-янь. Обнажив свой ятаган И зажмуривши глаза, Налетел он, как гроза, Думав страху лишь нагнать;

Но при1 ;лося повстречать Не китайца в том враге:

Тот, держа стрелу в руке, Натянуть сбирался лук И противнику из рук Дал в лицо удар стрелой. Взор открыл тогда герой И узрел свирепый взгляд, Обратился вмиг назад И постыдно побежал. Шигямуни поражал Многих витязей таких, Но пред ним стоит Ри-дзих. Щит свой выставив вперед, Он к противнику идет. Был он воин, и на нем Епанча была, кругом В соболях, и меч в руках;

Храбрость видится в глазах,

199

На главе железный шлем:

Он от ярости был нем. • Вот к врагу он подошел И удар уже навел, Но противник не плошал И удар ужасный дал Копием—и меч из рук У Ри-дзиха выбил вдруг. Тот, спокойствие храня, Быстро кинулся, стеня, И схватился со врагом. Вот они уже вдвоем Страшно возятся в борьбе. «Нет, погибнуть же тебе!»— Шигямуни закричал — И врага ужасно сжал Он в объятиях своих, Приподнял его — и вмиг Бросил о земь, а потом Проколол его копьем.

' После этого Бей-ду Потерял свою -елду^

ТакТ он Многих победил. Бей-мин-джаня поразил, Фу-чу, Лянь-фу, Чу-цянь-ви Перед ним лежат в крови.

И Хормузда не дремал, Очень ловко помогал. Он трех стражей задушил, Мандаринов трех убил, Семь жрецов отправил в ад:

Дело их пошло на лад. Кроме знатных тех чинов Триста граждан без голов Были жертвой злости их, Но жар крови не утих. Крик, стенанья, голоса, Чуть не тьмятся небеса. Всех катают молодцы. Стража, люди и жрецы Вон из башни той бегут И кричат: «Секут! секут!» Снова кинулись в народ Двое витязей—и вот

200

Блеск копья и палаша Виден; храбростью дыша, В шлемах сквозь толпу летят, Стрелы мимо их свистят, Шум, ругательства, содом, Ужас царствует кругом. Всяк, кто ноги лишь имел, Прочь от витязей летел, А они как будто львы:

Космы вьются с головы, Шлемы блещут, медь звенит... Страшен был героев вид. Много славных молодцов Пало здесь от храбрецов;

Много доблестных граждан Умирало здесь от ран;

Много пало здесь .мужей Бе^.елды^! без муде^;

Здесь был цельйГТголк разбит И его значок отбит— Пал начальник их Цяй-ня. Хормузда, достав огня, К увеличенью тревог Мандаринский дом зажег. Многих тут огонь пожрал:

Шигямуни побросал Многих дерзких в пламя тут... С улиц, площадей бегут... Звучно вкруг гремит набат— И в Нань-Дзине целый ад. Дым окрестность всю покрыл, Солнца чуть не затемнил. Жар, усиленный огнем, Калит воздух и кругом Льется топленый свинец. Вопль, стенанья... Наконец Площадь начала редеть:

Перестала медь звенеть, Вдруг—о чудо! витязь тот, Что постарше, вмиг берет Молодого за муа^ И — сокрылся, в высоте, Поднимаясь в небеса... Протирали все глаза,

201

Трепет, ужас всех объял, А пожар все бушевал.

Много лет после того Протекло, но никого Не нашлося, кто б не знал, Как ту башню посещал Шигямуни с Хормуздой;

Как Нань-Дзинский жрец большой, Не узнавши тех богов, Насказал им дерзких слов;

Как он без вести пропал;

Как потом Сын Неба взял Старика Чу-ху в дворец;

Как был этот молодец Мандарином при царе, Хлопотал при алтаре, Что в дворце поставлен был, Где он каждый день кадил С Сыном Неба и богов Умолял, чтоб свой покров Не отняли бы от них. Словом, множество таких Там носилось повестей, И из разных областей Все стекалися туда, Где случилася беда, Где не признан бог их был, Где он тысячи побил, И с товарищем своим Где исчез он, будто дым. Впрочем, был там еретик— То придверник был старик:

Он под башнею сидел

И в тот день в подвале зрел,

Как та дверь, что в ад вела,

Отворилась и дала

Свет двум витязям, как те

Быстро скрылись в высоте,

Пробираясь под стеной

По ступеням башни той;

Как ему на ум пришло Рассказать все, как было, И начальству заявить, Но случилось позабыть.

202

А теперь, как он смекал, Так один из них упал, Оборвавшись, на Чу-ху... Но такую чепуху Там никто не одобрил— И старик повешен был.

Так однажды, в первый раз, Выслал ад в недобрый час Злоключенье на Китай. На земле вкушая рай Безмятежной тишины, Он, по ковам сатаны, Позабыл уже покой И нередкою войной Занят часто, но шутя. Вот что значит простота!

ДОМИК В УЕЗДНОМ ГОРОДЕ Н.

Вот домик чистенький, снаружи так он светел-Я между прочими давно его заметил. Вхожу калиткою: под окнами цветник, Решеткой обнесен, пространством невелик;

Но, Боже мой! чего заботливые руки В час отдыха, когда иные тонут в скуке, Не насадили здесь? Вот золотой тюльпан, Весною на окне поставленный в стакан, Украсит первый он смиренную обитель, Степей Даурии здесь приютился житель, Пурпуровый пион, и льющий аромат Прелестной простотой нарцисс чарует взгляд. А вот по жердочкам спиралью вьется вольной Здесь крученый панич, цветущий по утрам. Четыре кустика сирени по углам, Красоли грядочка, любистку куст ветвистой, Клубники заросли и руты золотистой Виднелись стебельки с приземистой фиалкой, Кануфер, и шалфей, и ряд шток-розы яркой.

Двор чисто выметен; в сторонке под навесом Укромный уголок валежником и лесом В порядке замещен; невдалеке сарай, Обмазан глиною, а вот домашний рай, Где по краям плетня две приютились клети, Где тыква цепкие развешивает плети, Откуда с ветерком несется аромат:

Уютный огород, за ним тенистый сад. Здесь соловьям весной приют гостеприимный, И, благодарные, за то музыкой дивной Пленяют слух они в вечерний тихий час;

Но поворотимся: хозяева ждут нас. Крылечко крытое с окошком на фронтоне;

Здесь безмятежного спокойствия на лоне На полочке вверху воркуют голубки, Их кормит иногда хозяин из руки, Сзывая по утрам любимцев космоногих;

Найдете вы таких красавцев не у многих. И пары дружные летят на зов кормильца И веют крыльями на доброго счастливца.

204

Вот сени светлые; налево кладовая:

Здесь, от умеренных избытков собирая, Хозяйка под замком хранит припасов клад. Направо поверну; войти туда я рад, В приют пленительный спокойствия и мира. Без лишней роскоши, но чистая квартира Мне, любопытному, попалась на глаза:

В углу под фольгою виднелись образа И теплился елей в фарфоровой лампаде. Хозяйка в утреннем и простеньком наряде С ребенком на руках сидела пред столом;

Какое-то шитье разложено на нем;

Лепечет на полу, чуть ползая, малютка, Но ухо матери к неясным звукам чутко, С любовью нежною она склонила взор. Не пышен, не богат той комнаты убор:

Шесть стульев, стол, диван, гардины на окошках, Комод и зеркало на двух качалось ножках. Чиновник здесь живет, не знатный, не богатый, На бедной девушке три года как женатый.

Под кровлей домика, нажитого трудами,

Супруги—редкие счастливцы между нами.

Однообразные текут для них года,

Полны житейских нужд, забот, но без следа

Упадка бодрых сил, отчаянья иль горя.

В взаимных действиях они, друг другу вторя,

Выносят бремя нужд, по скользкому пути

Согласно и в любви стараяся идти,

Для всех пришельцев в мир, к святой единой цели,

На жизненном пути не страшны им мятели,

Невзгод житейских строй, ничто их не собьет,

Ни радость ясных дней их вкривь не увлечет.

Их жизнь, как озера поверхность голубая

В весенний тихий день, струёй не колыхая,

Ясна как зеркало, в ней отразился мир —

Прозрачной глубины не возмутит зефир

И ила грязного страстей не приподнимет,

Старательно на дне сокрытого не вскинет,

Лишь только зарябит, но жидкость подвижная

Сровняется опять, мир Божий отражая.

Давно уж то было. По воле злой судьбины, Изъездив более России половины,

205

Уж много постарев и сделавшися сед,

В тот город завернул я через двадцать лет.

И вспомнил я тогда про домик тот приютный,

Куда я бегивал из дома поминутно,

Как на вакации на лето наезжал,

И в счастливой семье душою отдыхал

Я от домашних дрязг, от мачехи все пьяной.

Хозяин умерял советом гнев мой рьяный:

И добрые слова, как будто бы елей

Целительный, текли. Укромных тех аллей

Уж нету и следа, и палисадник тоже

Исчезнул и стоит, как дом, без огорожи.

Однако я вхожу; все тот, как прежде, вход,

Лишь только кислый смрад мне в нос ужасно бьет;

Вот отворяю дверь: стоят там две постели, Вдова чиновника хозяйкою бордели. Воспоминания все разлетелись прахом, Насилу я ушел, стыдом объят и страхом, Едва отделавшись от пакостных блядей -

И стало страшно мне, мне страшно за людей.

НЕМЕЦ

Новелла

Солдат из немцев к мужику, Хохлу, поставлен на квартиру. Досадно стало бедняку, Клянет он «чортову невиру». Однако бойкая жена Совсем не то о немце мыслит, Тайком бессовестно она К нему на шею часто виснет. Обжился немец и ебет Хозяйку где уж ни попало;

Не замечает муж. И вот У них какое дело стало:

Жена лежала на полу, У стенки муж, она же с краю, И спали, а солдат в углу На лавке (верно то не знаю). Подкрался немец вот к жене И стал ее пендрячить сзади, Мужик почувствовал во сне, Чего жена толкает ради? Проснулся, шутку разобрал.

— Проснись скорей!—кричит он,—жинка! Не слышишь? Немец сблядовал.

— Нет, кажется, свободна дырка, А впрочем, дай-ка я лапну. И справды: ось его кабака, Но я никак не отпихну...— И жинка выпятила сраку.

— Та ну-бо,—говорит мужик,— Вить лихо! вот какая шкода! Ишь, немец сзади еть привык, У бусурман такая мода! Смотри, попортит он края, Скажи, пусть вымет, до облаю.

— Скажи ты сам ему, а я Ведь по-немецкому не знаю.

207

ХУИ И ПОП

Сказка

Жил-был мужик, и посеял он просо, Выросло меньше куриного носа;

Только то просо мужик увидал, К чорту его неразумно послал.

— Чорт бы побрал тебя!—молвил он злобно.—

Что за хуевина? жать неудобно.—

Чорт же, подслушавши это тайком,

Думает: дай пошучу мужиком.

Осенью поздно мужик вновь приходит,

Сторожем чорта у проса находит,

Крикнул:—Вот диво-то, братцы, мои!

Где мое просо? Торчат здесь хуи. —

Точно: хуи на покинутой ниве

Мощно росли и в последнем наливе,

Толстые, длинные, лишь без мудей.

Вот к мужичку подошел Асмодей

И говорит: — Не дивися, детина,

Ты на чужое! Моя десятина,

Что захотел, то на ней и ращу

И посторонних сбирать не пущу.

Ты добровольно отдал просо чорту,

Я же имею честь к этому сорту

Лиц поминаемых принадлежать.

— Ловко подслушал, ебу твою мать! -Крикнул мужик.—Да за что же браниться? Можно, пожалуй, еще помириться, Можешь себе получить здесь барыш, Мне же, быть может, останется шиш. Слушай условье, его не нарушу:

Или ты мне запродашь свою душу,

Иль за тобою останется сбор

С нивы. Но только такой договор:

Выехать завтра сюда похлопочешь Ты на чем знаешь и на чем хочешь. Должен же это я все угадать. Это ж добро, как его не продать (Тут на хуи указал он ногою) Женскому полу изрядной ценою! —

208

Все мужичок это сообразил, С чортом условье рукою забил. Жонке о том сообщает он дома.

— Э! не тужи и не бойся, Ерема,— Мужу Матрена-жена говорит.— Сделаю так, что и чорт убежит.— Только желанное утро настало, В хлопотах важных супругов застало:

Едет мужик на Матрене верхом, Жопой вперед и с лицом под хвостом, То, волоса расчесавши с затылка, На четвереньках ступает кобылка. Чорт, их увидев, давай оглядать:

Спереди смотрит — не может узнать, Сзади под хвост заглянет—и дивится, Кажется, будто знакомые лица, Где-то он порознь и видывал их, Что ж за скотина — никак не постиг.

— Экую важную штуку, детина, Ты раздобыл! Дорогая скотина. Делать-то нечего, нива твоя;

Только пропала забота моя,— Чорт говорит, точно был он в угаре.— Впрочем, мне грешниц на этом товаре Ты раздобудешь изрядный процент И годовой подкрепишь контингент.— Тут мужика он привел в удивленье, Жатвы открывши той употребленье, Как те хуи и почем продавать И на утеху их как потреблять. Справился с нивой мужик до мороза, Двадцать четыре пришлось свезти воза Самых отборных, ядреных хуев, Мелочи ж больше полсотни возов. Вот он на пробу наклал их в лукошко И по деревне пошел под окошки. Странный раздался на улице крик:

«По-хуи!»—зычно горланит мужик. Все всполошилось; на улице словно Ярмарка. То услыхавши, поповна Мигом работнице тайный приказ:

К ней тот товар принести на показ. .Эта с успехом приказ выполняет;

Наша поповна глядит, выбирает,

209

Вся не своя, разгорелись глаза— И сторговала за четверть овса, Трубку холста да деньжонок полтину Просто на диво, на выбор хуину.

— Что же с ним делать, любезный дружок?— Начал ей так объяснять мужичок:

«Если-де важной ты хочешь потехи, То приложи его к ентой прорехе, Что у тебя между ног спереди, Но! — закричи и комедии жди;

А как натешишься тем, что случится, Тпрру!—говори—и комедь прекратится.— Только ушел мужичок со двора— Сделано дело! Давай столяра! Нужно шкатулку для этакой штуки. Двадцать раз в сутки берет его в руки, Моет и маслит головку ему — Кажется все веселее в дому Девке моей после этой покупки:

Все бы смеялась да скалила зубки, Все б баловалась с обновкой она. Поп был вдовец; народила жена Двух только деток ему и скончалась. Старшая дочь уж давно обвенчалась С дьяконом и по соседству живет, Младшей же только семнадцатый год Вышел. Настали вот зимние святки:

Поп, обобравши в селе своем взятки,

С дочерью к зятю поехал гостить,

Только случилось поповне забыть,

Как собиралась, шкатулку с елдою.

Вот, опечалена этой бедою,

Просит сестру за шкатулкой послать:

— Тут недалеко, всего лишь верст пять.— Батюшка сам, натянувшись сивухи,

— Ладно!—ей молвил.—Слетаю я духом.—

Сел и поехал; шкатулку сыскал

И под сиденье ее закопал

В сено. На санки он снова садится,

Дернул возжами, а конь горячится.

— «Но!» — он прикрикнул и хлыстнул кнутом —

И очутился тотчас за двором.

Едет; а хуй из шкатулки — да в сраку,

Задал попу за дорогу он маку. 210

Поп от досады хлестал да хлестал,

— «Но!» — беспрестанно на лошадь кричал. Вынуть чтоб хуя, он как ни старался, Все без успеха, пока не примчался К зятю и, лихо подъехав к крыльцу,

— «Тпрру!» — закричал своему жеребцу. Стал жеребец, да и хуй усмирился, Мигом в шкатулку опять уложился, Поп, догадавшись о всем, промолчал, Дочке шкатулку с елдою отдал, Лишь на нее погрозившися пальцем;

Жопу ж от ссадин стал смазывать смальцем. "Дальше ж, не знаю, что было потом... Ну, и закончу я сказку на том.

ИСПОВЕДЬ

Новелла

Батрак жену попову ёб И на духу ему признался. Обидясь, рассерженный поп Едва-едва не обругался.

— Ах, нечестивец!—он сказал.-Грешнее нет на свете дела. И вас чорт обоих не взял? Земля под вами не горела?

— Горела, батюшка! — батрак Тогда с смиреньем отозвался.— Она вертела жопой так, Что я едва на ней держался.

212

ДВЕ СЕСТРЫ

Ах, сестрицы! на постели Без рубашки я лежу, Блохи всю меня изъели, Слушай, что тебе скажу:

Скинь и ты свою рубашку И пупком потри пупок, А потом, раскинув ляжки, Пощекочем секелек.

Это, в сущности, пустяк, Но премиленькая штука, Лучше выдумай что, ну-ка! А ведь, в сущности, пустяк.

Нам, девицам, полагаю, Можно век жить без мужчин, Мать не терпит же, я знаю, Нам терпеть же нет причин. Ну, иди ж скорее. Вера, Отчего не пошалить, Если и без кавалера Можно похоть утолить?

Это, в сущности, пустяк, Но премиленькая штука, Лучше выдумай что, ну-ка! А ведь, в сущности, пустяк.

Наслаждаясь без последствий, Ждать мы будем женихов, Впереди ведь много бедствий Предстоит нам от родов. Так теперь, по крайней мере, Насладимся без хлопот:

Лиза пощекочет Вере, Лизу ты наоборот.

Это, в сущности, пустяк, Но премиленькая штука, Лучше выдумай что, ну-ка! А ведь, в сущности, пустяк.

213

Только маменьке не надо Говорить про наш секрет;

Как вдова, она с досады Строгий сделает запрет. И на исповеди даже Ни гугу духовнику. Что бывает в мире слаже? Ну, беда пуховику!

Это, в сущности, пустяк, Но премиленькая штука, Лучше выдумай что, ну-ка! А ведь, в сущности, пустяк.

РОМОДАНОВСКИЙ

Новелла

Петр раз Великий с женою, Сидя в своем кабинете И озабочен войною, Думал о важном предмете. Тут Ромодановский верный Только один был в совете, Старец с привычкою скверной... Долго уде живши на свете, Слаб был весьма на уторы. Часто он бегивал в залу, Бзднет—и, потупивши взоры,

Вновь возвратится, немалу Дозу уж вони принесши. Петр промолчит — и за дело, Екатерина ж, не снесши Этого, не утерпела. «Князь! — удержавши за полу, Так восклицает царица.— Знаете, женскому полу Нюхать ваш бздёх не годится.

Бздните-ка тут, не стесняйтесь (Люди свои, не осудим), С вонью же в зал отправляйтесь, Мы дожидаться вас будем».

215

ПРОСТИТУТКА

Еще твоею в колыбели Все любовались красотой, Хвалебные все гимны пели, Молились, будто бы святой. Когда ножонки и ручонки Смеясь раскидывала ты, Не мог тогда твоей пизденки Я не заметить красоты.  ~ И с тайной грустию, бывало, Я эту прелесть созерцал. Тебя что в жизни ожидало?— Не раз угрюмо я мечтал. Я знал, что маленький достаток Тебя не удовлетворит, Как пол ваш на наряды падок, Нужды как нестерпимо гадок Красавицам и самый вид. Не знатна ты и не богата, Однако без нужды росла. Родителей простая хата И самый род их ремесла Тебе противными казались, Лишь только стала разуметь;

Они холерой вдруг скончались, Когда тебе тринадцать лет Неполных было. Сиротою Пошла в прислуги ты, а там Своей блестящей красотою Бесила богатейших дам. На волокитство модных франтов Ты беззаветно поддалась, Тебе хотелося брильянтов— И жизнь другая началась. Тебя заезжий фат в столицу Увез четырнадцати лет— И новую увидел львицу Камелий петербургский свет. Солидных много состояний Ты сокрушила; и не мог Твоих волшебных обаяний Бежать неистовый порок.

216

И предалась ты сладострастью И неге роскоши тогда— Все хорошо бы, но, к несчастью, ^Изъездилась твоя пизда._ Любовникам уже пониже Досталась ты, прибыток мал, Нужда все кралась ближе, ближе— И злополучный день настал. С разубранной своей постели, Однажды после ебли встав, Ты очутилася в бордели. По тысячам брать перестав, Пятирублевою ценою Недолго пользовалась ты, Оттуда вышла ты с сумою, Без денег и без красоты. И грустно вспомнить, как когда-то Ты ослепительна была, Как королем твоя пизда-то Меж пизд отборнейших слыла. Как разорялися магнаты, И старики и молодежь, А ныне и отцовской хаты Уже ты не приобретешь! И похоть ныне, даром даже, Никто не удовлетворит, Затем, что нет творенья гаже, Пугает всех безносый вид. А ведь томят еще желанья? Тебе нет лет и тридцати, Но говночиста из состраданья Не вздумает тебя ети; И, может быть, что под забором Твой труп найдут... ужасный вид! И полицейский страж с укором Его презреньем заклеймит. А жизнь могла бы быть иною... Но что об этом толковать! Скажите: кто тому виною? Кто виноват?—Ебена мать!

217

НЕУСТРАШИМОСТЬ

Новелла

Раз в деревню барыня, Долго жив в столице, Больше ж на целительных Водах за границей, Летом прибыла... Осмотр Делает именью. И с приказчиком своим Едет по селенью. Оба, знаете, верхом, Дама в амазонке, И, дивяся, мужики Жмутся все к сторонке. В поле выехали; вдруг Лошадь испугалась, Закусила удила И стрелой помчалась, А за ней приказчик вслед. Барыня свалилась, Удержавши повода, Только заголилась. Вот, оправясь, барыня, И коня ретивость Удержав, садится вновь.

— Что, неустрашимость Видел ты сейчас мою?— Спутника спросила.

— Видел,—этот отвечал И глядит уныло.

— Что ж, признайся, какова?— Вновь к нему с вопросом. Но на барские слова Тот лишь крутит носом И, приняв веселый вид, Все еще стесняясь, Наконец он говорит, Глупо ухмыляясь:

218

— О, великая! У нас, Впрочем, ей другое Есть название.— Сейчас Говори, какое? Откровенен будь всегда..

— Я плохой рассказчик, А у нас зовут пизда! — Отвечал приказчик.

В ДЕРЕВНЕ

Новелла

Скучно в деревне зимою, Женскому ж полу — досада, Дом становится тюрьмою, Бабам в пизде — перессада:

Ночи уж больно как длинны, Днем без занятий все естся, А особливо мужчины,--. Только и знают, что еться. Девкам и этого нету-В окна смотреть надоело, Мало проходит в них света, Шляйся день целый без дела;

Хоть бы тревоги немножко, Случай какой чрезвычайный... Барышня смотрит в окошко, Стол собираючи чайный, Видит: мужик дрова рубит, Скорчившись, ходят индюшки, Псарь на кормежку в рог трубит-Ставят овсянку старушки, Скоком собаки смычками К корму с конур выбегают, Завтра все то лее... За днями Дни без следа улетают. Вдруг дровосек повалился Навзничь—ногами дрыгает...

— Эй, поскорей, Василиса!— Барышня девке вещает.— Выдь-ка, спроси, что такое Сделалося с Емельяном? Видишь, махает рукою И повалился как пьяный! — Девка, исполнив веленье, Звонко смеясь, прибежала.

— Барышня! там удивленье, Что приключилось,—сказала.— Вам и самим было видно, Ну, так смекайте, в чем дело, Мне ж; доложить о том стыдно!

220

— Да не стесняйся и смело Все расскажи — дозволяю;

Хоть под политикой, что ли.

— Барышня, право, не знаю, Как угодить вашей воле. Видите: как над дровами, Значит, Омелька трудился, Вот и дрыгает ногами, Что до беды он добился. Хм! Под политикой?.. Щепка (Дворней мы всей не столкуем) В шарики треснула крепко, Что у Омельки... под хуем.

МУШКИ

Новелла

Возвратившись с развода, угрюмо сидел

На квартире своей гренадер. Здоровяк, и елдак он отменный имел,

И по гвардии был офицер.

В это время мундир не скрывал хуя вид;

Ездят дамы затем на развод;

Отчего же красавец угрюмо сидит,

Что волнует его и гнетет?

Он последний вчера проиграл в карты грош,

Все именья в залоге давно, И просрочен процент; ну, так жить для чего ж?

Жизнь ли, смерть—для него все равно.

А ведь жизнь, между тем, так приятна, сладка

Для того, кто во цвете всех сил, Кто еще утолить не успел елдака,

Мало сердцем и еблею жил.

Размышляя о смерти, вдруг слышит звонок

(Денщика не случилось тогда), Он о смерти писал, извещая свой полк,

Как уж водится это всегда.

Делать нечего, встал он и дверь отворил:

Незнакомец вдруг в маске вошел. «Что угодно?» — его офицер мой спросил,

И тот вкрадчиво речь так повел:

«Испугать вас, конечно, не может мой вид,

Эта маска — лишь только секрет. Красотою дворянский ваш род знаменит,

Недостатка и в храбрости нет.

Сверх того (в откровенность позвольте войти),

Вас природа снабдила сама Елдачиной такой, что нигде не найти, Дамы все от нее без ума».

222

«Ну, так что же?» — «А вот: вам сегодня развод

Несказанное счастье принес, Не угодно ль в ночной собираться поход

И поспать на постели из роз?

Дама знатная, видевши ваш инструмент

На разводе, любовью горит (Не сочтите, пожалуйста, за комплимент):

Вам прибыток большой предстоит.

Будут сыпаться деньги, валиться чины,

Лишь узнать не старайтесь ее — Вот условье, его сохранить вы должны, • Остальное все дело мое.

Не должны также вы и еще говорить

Никому о свиданьях своих И о том, что изволите там получить».

Офицер изумленный притих.

«Хорошо!—говорит.—Я оденусь сейчас,

Принимаю условье на честь...» Незнакомец опять: «Предваряю я вас:

Завяжу вам глаза, как отвезть».

«Ничего!» — офицер расхрабрясь отвечал

И оделся в минуту он тут:

На глаза тот повязку ему повязал,

И к подъезду под руку идут.

Там карета закрытая ждала уж их—

Усадились, заперлись на ключ;