Михаил Волохов. Новые рассказы

ЗАПИСКИ ИНТЕРЕБАРЯ Ебали ли вы русскую девочку в заграницах, как ебал эту Светочку-критикессу я? Не каждая русская птичка долетит до середины Сены, хуйли… И вот стоим мы со Светланкой на Новом Мосту в этом легендарном городе. Светланка лижет своим розовым язычком верхнюю губку. Я хуею. Блядь, есть пиздатый европейский фильм «Любовники с Нового Моста», — и захотелось мне стать новым героем этого старого фильмаю Светланка до хуя про меня в парижской прессе написала, а теперь вот лижет верхнюю свою губу на Новом Мосту — давай мол, еби меня сегодня всю ночь. Отрабатывай пиар конкретный мировой, блядь, Светки-жопочки-конфеточки. Да я бы бесплатно ее выебал, сучку — в ее-то двадцать лет прям тут же на мосту. Ну и поехали после ресторана ебаться в дом какого-то художника за тридцать километров от Парижа. Ну и, блядь, на чердаке — поближе к небу стали там ебаться. Этот художник — точно, художник извращений сексуальных, сука. Там у него на чердаке какая-то хуева туча веревок с потолка спускалась. Ну, я чувствую, Светланка не первый раз на этом чердаке. Короче, себя к этим веревкам подвязала, оторвалась, короче, от матраса на пятнадцать сантиметров и повисла в воздухе. Орет мне, — давай, пацан, под мою пизду подноровись воткнуться хуем! Как в космосе — без силы тяжести ебаться будем. Ну, короче, блядь, как мы со Светланкой заделали космическую еблю в чердаке — две недели без продыху ебались. Чем питались? У художника в подворье было штук десять там гусей. Всех гусей мы сука, блядь, сожрали. Короче, художник как узнал, что пожрали у него в доме всех гусей, так Светланку выгнал из дома своего, на улицу. Ну, я Светланку в гостиницу поселил на три последних ее парижских дня. Потом уебала Светланка в Москву. Звонит мне через неделю из Москвы — давай приезжай, блядь, в Рашн. Типа ни один хуй с твоим хуем в ебле сравняться не может! Я тут десять статей про твои пьесы написала, по ящику российского телевидения хуеву тучу раз про твои гениальные пьесы пиздела: давай, приезжай, отрабатывай мой пиар, мой пиздуар, короче! Ну а я чего? Гонорарии у меня нехилые, поперся в Москву. Ну и вот Москва родная с пизденями при устах на русском языке. Шереметьево, все такое. Светка, блядь, на тачке «Вольво» сама встречает. Да, в гору девочка на телевидении пошла. Такая светская девочка за каких-то две недели стала — приоделась в голливудские вещички нивротебать! Ну вот, короче… Я самое главное вам не сказал. Со мной рядом в самолете сидела девочка спортсменка Леночка — фигуристка по конькам. С такой точеной попкой. Про ее скульптурную попочку язык не поворачивается сказать слово жопа. Ленусик мне в глаза как сразу начала смотреть, пронзая душу… и взгляд фиксировала в области моей ширинки… но не сумасшедшими, а умными глазами. Это так убойно меня возбудило — телка фиксирует умнейший взгляд в самолете на высоте десять тысяч метров на твоем хую. Ты просто сразу ощущаешь себя гением небесным! Вино там с обедом подавали — мы выпили. Потом еще. До приземления оставался час. Я храбрости набрался и пригласил эту глазастую Леночку просто так наглым варварским образом пойти в туалет отлить лишнего. И она — отвечает — с большим удовольствием я хочу пойти с тобой, мой милый, отлить лишнего. На хуй оно мне лишнее-то? Резонно. Короче, блядь — она первая, я через три минуты второй — поскребся в туалет, где она уже отлила, сука, лишнее. Ну, мы там с ней на высоте десять тысяч километров в туалете в течение получаса тихонько и блаженно поеблись. А там еще самолет в натуральную невесомость и турбулентность попал, когда начал снижаться. Ну, это я вам скажу самый кайф, когда самолет попадает в невесомую турбулентность, а твой хуй в пизде! Эту Леночку тоже в аэропорту какой-то фигурист под метр девяносто встречал. Но мобильниками мы с Леночкой заранее обменялись, конечно. Короче на следующий день как мы с ней в моей московской квартире встретились, состыковались корабли, блядь, на космической орбите — как начали ебаться и отсасываться! А ебля — только раком и только раком! Сама, блядь, сука, встала — не просил!!! И как встала на моей кроватке Леночка раком — как увидел я ее фигуристую попочку при свете солнечного дня… ничего прекрасного и никогда на свете больше я не видел, никакой прекрасной пьесы не читал! И полетело… …Вот выебешь Леночку раком, кончишь. …И вот идет она из постели в туалетик подмываться… …И как она идет… …И как она виляет своей голенькой, блядь, попкой… …Как она плывет, шагая… …И как она приходит из туалетика… теперь уж я становлю я Ленку раком на постельке… ебу и плачу от счастья. Ебу и плачу, блядь! Я понимал, что больше ни с кем я в жизни лучше не буду ебаться! Никогда!!! Ну, а что же Светочка-пизда? Пошли мы с Леночкой в театр через пару дней на мой собственный спектакль, что поставил Андрюша Житинкин. А там, блядь, Светка, сука, меня как нарочно поджидает. Знает, что приду на свой я спектакль. И вот спектакль закончился — Светка на выходе в фойе ждет меня. Чую, сука, чесала клитор — ебаться хочет, стерва, так что может и убить, нимфоманка. Или в фойе меня просто-напросто выебет вместе, блядь, с Леночкой. Да и Леночка поняла все быстро. Вот стоит конкуренточка ее — с клитором немерено разбухшим. И тут как Светка взвоет от обиды и тоски! Заревела, то есть! Я думал, блядь — театр разлетится на кирпичные куски… И чем же вся история закончилась? А закончилась эта романтическая блядская история тем, что в тот вечер и во все остальные московские вечера я ебал только Леночку. Правда Светочка пиарить меня прекратила. Обиделась, — пиздой, короче, накрылся мой пиар. А я решил; да какой Светкин пиар перепиарит Леночкину попочку, когда Леночкина попочка нанизана на твой благодарнейший хуй — и это невесомо, и это гениально!!! Ведь после такой удивительно энергетической ебли я на семь лет помолодел, не меньше! В общем, с Ленкой абсолютный был улет. …Ну а последний раз, когда Ленка на чемпионат мира в США уехала одна, я задумался — кто ж ее заменит теперь? Заменила Германия. Пригласили меня в Бохум театральные люди, и познакомился я там с двумя немки-театралками. Обе — под два метра ростом. Короче — я остался с одной. С двумя боязно мне стало, они огромные суки. А я парень хоть и крепкий, но короткий. Это тоже был пиздец — ебаться с немкою в два метра ростом. Кроме немецкого языка — она никакого не знала, а я немецкий не знал. Но хуй отсасывала мне с таким знанием дела… и жопу так отменно подставляла… и так вздыхала — словно пела. Полгода, блядь, я в Бохуме проебся с ней без знанья языков, кроме минетного… Ну, это уже другая, господа европейцы, история. КОГДА ЕБАЛ ШАРЛОТТУ В ЖОПУ С КОГТИСТОЙ КОШКОЙ НА СВОЕЙ СПИНЕ То, что у женщины есть пизда — в этом я не сомневаюсь. Ебал я женскую пизду. Но то, что у женщины есть мозги — в этом я тоже не сомневаюсь. Меня ебали женские мозги! Короче, приехали мы в Страсбург на гастроли. Я — русский хуй, актер в натуре, с французским ебаным театром в Страсбург на гастроли завалился. А там, в их французском декламационном театре актрисы актерам ебаться не дают. Собель — метр французского театра, что поставил с суперзвездами французского театра и кино Дени Лаваном и Югом Кестером мою сверхгениальную пьесу «Игру в жмурики» типа говорит: давай, еби, блядь эту актрисульку! Я ей, суке, роль дал. И похуй, что у этой актрисы — муж в Париже с тремя детьми, импотент. Она идет с тобой, конечно, эта, сука-актрисулька в ресторан, но сама за себя платит. И никакой Собель в этом блядском деле ей не авторитет. А если французская телка заплатила за себя в ресторане сама, то ты ее никогда не выебешь! Ну, такой у них расклад, хотя на роже написано — хочу ебаться, суки! Режиссеры-драматурги-мальчики — муж меня который месяц не ебет! Но вот не дает актрисулька — не дает французская богемная пизда с вертлявой жопой себя выебать. …Вынесло меня из отеля в Страсбурге на улицу. И мысль одна — если не скадрю сегодня себе девочку-француженку в постель — ну просто, на хуй, мне не жить! Ну, просто хуевый, бездарный я великий драматург! Короче, пошел я вдоль страсбургских каналов водяных. Неужто не найдется под меня французская пизда, что от хуя моего по-русски завизжит и запоет? Обшмонал, блядь, все каналы — нет такой пизды в страсбургской округе! И понурый пошел я было в отель — к спектаклю готовиться к вечернему. Глядь — на одном мосту стоит пизда младая в черном платье до пят, с жопой как у царских рубенсовских телок, с мордой — как мадонна Рафаэлева, с грудями — Тициан писал! Аккордеон под грудями, и такие ноты выделывает, сучка… типа Болеро… И ей каждый проходящий евро в шляпочку бросает. Я встал у колоннады на мосту напротив, — и хуй… ну просто начал рвать штаны мои. Отыграв мелодию, она жопой повернулась ко мне — дескать, смотри какая попка ждет тебя сегодня вечером в постели! Подхватил шапочку с деньгами и стала медленно уходить. И не помню, кто там первый (то ли хуй мой, то ли я) подошел к Шарлотте, — ну и познакомился. Да, зовут ее Шарлоттой (пизду ее зовут Шарлоттой). — Ну что, — говорю, — Шарлотта, девочка любимая моя? Я — высочайший в этом мире театральный гений, про еблю пьесы так пишу, что люди кончают у меня в театре! Вот смотри, «Ле Монд» с «Либерасьоном» такое мнение, блядь, дали про мое «исхуйство»! Вот, читай французские статьи, сама все поймешь! Прочла. Ну и где ее выебать через пять минут после знакомства? Это невозможно в скверике. А тут еще спектакль через час по пьеске Бабеля «Мария», где мне роль Собель подкинул за деньгу. В отель тоже не пригласишь Шарлоттку, — не успеешь выебать, как надо. Ну, можно пригласить тогда в театр, на спектакль, где я играю в пьесе офицера, который мочит другого офицера-суку по сюжету за то, этот другой, блядь, офицер изнасиловал девочку да еще и триппером заразил. И как мочил в тот вечер на спектакле я того офицер-суку, за Шарлотту — девочку свою — любовь, блядь, с первого взгляда —прищура — весь зал стонал, весь зал хотел ебаться! А как актрисы все прихуели, и клиторки поджали, когда в кулисы, блядь, впарила Шарлотточка с цветами — и мне преподнесла! И пошли мы в направлении отеля моего с Шарлоттой по ночному Страсбургу. Да, привязался к нам профессор с университета, где Шарлотточка училась рисованию. И чую — хуй стоит, блядь, у профессора на попку Шарлотточки — ну, хлеще моего! Но подойдя к ресторанчику, я отвел Шарлотту в сторонку и сказал: — Не знаю как во Франции Шарлотточка, но в России, блядь, такого, профессора я замочил бы уже на выходе с театра! Хули он приклеился, поносник?! Шарлотточка культурно отосрала профессора — и рванули мы в ресторан. Отведали вина и устриц, шоколадок, я широким жестом заплатил и дал на чай. И Шарлотта мне глазами подъебнула, улыбнулась, язычком по верхней губочке своей пройдясь, — ну значит, ебу сегодня я Шарлотточку в отеле! И вот покои царского отеля! Я сразу целоваться, обжиматься! Шарлотка отстранила действия мои. И сказала ласково и страстно: — Ты хочешь спать со мной? — Уви! Она разделась тут же и сказала: — Ты имеешь трюк? Гандон, то есть, по-русски. — Конечно! И какой же русский не имеет трюк! Она зубами вскрыла пачку и… и всадил, короче, я… прорезал я чресала, блядь, ее Шарлоттки… будто в колокольном звоне бились мы с Шарлотткой… бились в ебле до умопомрачения… А перед тем как кончить вынул хуй я свой — и пошла из хуя сперма прыскать! Под напором спермы гандон слетел, ракетой упорхнул через балконные перила. Ну, просто загляденье! А потом впилась Шарлотта в мой хуище ртом, и давай облизывать. И раза три, блядь, я в ее ротяру спустил, — короче, я просто охуел от семяизвержения. Шарлотточка сказала потом: — Я попросила тебя трюк надеть сначала, потому что боялась, что у тебя может быть СПИД. Но как ты меня стал проебывать, как никто никогда меня еще не проебывал, я поняла: СПИДа в тебе при таком лошадином здоровье быть не может просто никогда. А я СПИДОм сама не болею — потому что пизденку свою никому не даю. Можешь мне поверить на слово. И я поверил в чудные ее слова, потому что эти слова она произносила чудеснейшим, праведным ротиком. Потом и я всю ее пизду вылизал. Потом одновременно — она мне хуй сосала, а я ее пизду и клиторок своем языком разглаживал и ластил. Потом ебались всеми позами на свете, что и Кама Сутра задохнулась в зависти и злости. На следующее утро мне, блядь, уезжать в Париж. Шарлотта завтрак в ресторане оплатила сама. Я на нее смотрел, смотрел и думал — я ж никого теперь ебать, блядь, не смогу после Шарлоттки — ни на кого не встанет у меня после нее! Она будто бы прочла мои мысли: — Я к тебе в Париж сама приеду, ко мне сюда не надо в Страсбург приезжать. Напиши свой адрес. Я записал. И через минут пятнадцать мой поезд, а в нем и я поехали в Париж. …И вот подхожу я в Париже к своему дому — блядь, пиздец! На пороге стоит Шарлотта и красное платье ее играет на солнце и ебется с солнечными зайчиками. Я взял ее на руки и за секунды вознес на четвертый без лифта этаж. И мы ебались и ебались, а в перерывах между еблями я писал свою гениальную пьесу про СПИД — «Великий Утешитель», где в Париже один гребаный русский великий писатель, типа меня, так полюбил одну девочку русскую Полю, типа Шарлоточки моей, что захотел умереть от ее СПИДа. И вот, блядь, в середине пьесы, когда у меня пошли трагедийные куски, я как-то там не очень хотел ебать Шарлотту. Ну, кидал палку в ванне в день и все. Шарлотта присерчала. Ведь раньше все девять палок были. Обиделась Шарлотта и не поняла творческих реалий пьесы написания. И сказала, исчезая в дверь, что на пару линяет недель: чтоб я пьесу спокойно докончил. Она поживет у тетки. Лучше совсем не ебаться у тетки ведь, чем видеть как любимый человек ебется с пьесой, а ей всего-то палку кидает в день. Ну и съебалась к тетке. А я пишу, блядь, пьесу, задыхаюсь в творчестве. Но сцена у меня самая ебливая — финал не очень страстно получается. Звоню Шарлотте — выручай, пизда! Немного надо подъебаться, чтоб пьесу, сука, мне закончить — деньги с гонорара пополам! Ну и приехала Шарлотта. Но приехала с какой-то ебаною кошкой от тетушки. Тетушка упиздила в Гренобль к дядюшке, а кошку не с кем было в Парижике оставить. А как ебаться ночью мы начали — так эта ебанная кошка в темноте так прыгать стала по квартире и стонать — пиздец всему! Тушите свет и жарьте яйца! Ну, а под утро — самый цимес— когда ебал Шарлотку я в очко на полу… раком… и вот уже мне, блядь… кончать… Так эта кошка мне на спину сиганула и так вцепилась когтями… а я не могу свой хуй из Шарлотты вынуть… ибо, блядь, в бушующем оргазме нахожусь… и так — семь минут кровавых как в финале типа пьесы… мне кошара рвет спинищу… кровищем спинище мое хлещет… а я ебу Шарлотточку в жопень… и мы все трое стонем вместе… А когда я кончил — кошка, драная пизда со спины моей съебала, — и даже пиздеть мне ее расхотелось! Шарлотта облизала языком мои все раны, потом и вискарем промазала еще. Но это полбеды. Мой хуй у меня потек на следующий день — триппером французским потек мой русский хуй! Спросил я: — Ебалась ли ты на ночь там в Париже, Шарлоттушка? — Ебалась. Искреннею девочка была, — тем более видела, блядь, конкретно, что меня трипаком заразила. Ну и пошли к врачу напару в этот же день. Один укол и все, подумал я. А хуя не хотите! И день и два и три — не помогает медицина их французская хромая! А мне пьесу, сука, надо дописать! И вот пишу я пьесу в этом состоянии, когда герои мои там, сука, от СПИДА подыхают, а я, мудак, от триппера здесь не могу избавиться никак! Шарлотта говорит: — Может ты действительно, блядь, этим СПИДом болен по натуре. Если СПИДом болен человек — он от других болезней не может излечиться! Во-о-о-от такая, блядь, Шарлоточка гуманная подруга по судьбе! На седьмой день творенья я закончил пьесу — и мой хуй, представьте, тоже вытек весь, подсох и излечился… Но в Шарлотткину пизду втыкаться больше не хотел. Она от этого ссерчала, а потом уехала в Испанию, работать на какой-то теплоход. — Вот так Шарлотта, блядь, уходит, — только и сказала напоследок мне. Все хотели Шарлотту уебать и многим, видать, ее пизда давала — и трипперным хуям в том числе. С тринадцати лет ебаться начала Шарлотта. Какому-то бандюге в первый раз дала. Рассказала, сука. Вот так пропала, блядь, Шарлотта. Только разве что письмо с рисунками одно ко мне от нее пришло сверхромантичное — с парохода из Испании. И теперь когда ебу я девочку какую, и если ебется девочка немножечко не так, то представляю я себе Шарлоточку — как пялил я ее в очко, да с кошкой на спине, что рвала в кровь спинищу мою… но хуй мой стоял просто колом… И при такой картинке, бля, могу я выебать буквально все, что движется в пространстве заснеженной Москвы, в которой ща живу. Вот так меня ебали женские мозги в царском городе Париже! Пизду-Шарлоттку не забуду никогда — с когтистой кошкой на своей спине, — и с хуем смачным в ее жопе! На дальней станции солью ЖО ТЭМ В ПАРИЖЕ, ЖОПЭМ В КЛИНУ В феврале сего года мы с режиссером Миком Саловым и актером Димой Петуховым решили снять из открытого окна подмосковной электрички видеоряд мелькающих запорошенных снегов деревьев, — для нашего нового спектакля. Как раз зима в разгаре. Сели мы в электричку на трех вокзалах идущую до Клина. И базарим с машинистами — пустите нас, люди-машинисты добрые. Ну, машинисты — искусство любят. Открывают нам туалет в первом головном вагоне, там окно. Снимайте, на хуй Чарли Чаплины великое сибирское и русское кино. Мы с Миком Саловым пристроились с кинокамерой у открытого окна и погнали до Клина. А Диму Петухова оставили в тамбуре за шухером следить. Спокойно едем до Подрезкова, снимаем на пленку елочки в пушистеньком снегу. В Подрезково Дима к нам стучится в туалетную дверь. Тут, говорит, три телки — я им рассказал, какие мы все тут великие кинематографисты — пообщаться хотят на тему Феллини… тьфу, фелляции. — Нет, фелляции мало. А ебаться умеют они? И тут одна телка, — звать ее Ксюшей, — да, говорит, ебаться умеем. — А доказать прям сейчас можете? — Мик Салов встрял в разговор. Тут другая, звать ее Маринка говорит: с тобой могу сейчас без промедления начать, если не веришь! И в Мику Салову рукой вцепилась — в хуй вцепилась. Мик Салов так обрадованно: Маринка, дай мне штаны-то снять И заходит Маринка в туалет, и через две секунды ее уста уже обволокли хуй Мика Салова взаглот. А еще через три какие-то секунды в туалет влезает третья девочка со сладким именем Груняша. На самом деле ее звали Вика, но я люблю обобщительное имя Груня, как уже заметили вы. В полсекунды оголяет свою Бриджит Бордовскую жопу — и мне впритык под хуй! А ширинка сама от хуевского напора подалась и распахнулась, — и хуй влетел в Груняшкину пизду, и стал там кувыркаться будто белочка какая в колесе! Ну а камеру я из рук не выпускаю — снимаем видеоряд из открытого окна. Сроду я так не ебался! Да еще с Миком Саловым от удовольствия слова друг другу бросаем для понта. Я типа: ну что, Мик Салов, — режиссер великий — правильно, мы елочки снимаем? Мик Салов мне — охуительно правильно, Майкл Волохов, мы елочки снимаем, блять, иголочки. И тут Дима Петухов за дверью в тамбуре цинично нас перебивает: — Ребята, пустите в туалет! Проводники идут, а мы тут со Светой собираемся кончать! Ну, мы потеснились, конечно, пустили Диму Петухова со Светой в туалет, чтоб он кончил в человеческих условиях русского сортира-то! Ну и как начали все вшестером кончать на квадратной площади, блядь, в один метр, — представляете, что это такое! Короче, когда по третьей палке начали кидать девочкам (уже подъезжая к Клину), — совсем охуели от счастья. От счастья, что получили на одном пятачке сразу три пизды! Так охуели и забогемились в туалете этом, что, вообще, стали только по французски изъясняться. Мерси боку, жо тэм и так далее, на хуй. Типа в жопу я тебя ебу с улыбкой страстною во взоре. Камеру, тем не менее, я в окне устойчиво держу, ну а стоны ебли на кассету пишутся и пишутся. Как раз что надо для великого спектакля, который мы ставить собрались! В общем, доехали до Клина наебавшись в усмерть. И Светка пригласила на хатеру… А хатера — это домина в три этажа с бассейном, сауной, ну и так далее. Отец торгует лесом — вот и весь базар. И говорит лично мне эта Светка, как человеку, жившему в Париже: — Майкл, а хорошо быть француженкой? Я хочу жить в Париже Я отвечаю: — А на хуй тебе в Париж-то ехать, когда у тебя здесь в Клину — такой сверхохуительный Париж? И что она мне ответила? — В Париже я готова и в сарае жить. Я говорю: полдня в сарае проживешь, а дальше что? Ну, дальше, говорит — дальше приеду опять сюда, в Клин, сосать хуи у таких крепких мужичков, как ты, Майкл! Ну и как вцепится мне зубищами в хуй! И так приятно языком пошла выделывать там пассы. А я смотрю — Мик Салов и Дима Петухов тоже дали девочкам на отсос. По кругу пошел уже отсос. В общем, очень сильно мы расслабились на халяву… …И уже вечер, а ехать обратно в Москву совсем не хочется. И в Париж уже ехать не хочется, когда в Клину тебе сосут покруче, чем в центре Парижа на Елисейских Полях. Ну и на хуй — тут как раз суббота с воскресеньем. Короче, проебались, прососались так с клинским девчонками мы три ночи и три дня. И только в понедельник к вечеру добрались до Москвы. А как отсмотрели видеоряд… ну просто потрясный видеоряд получился! С сексуальными вьюжными завываниями… под стук колес вагонных. То, что надо. Зима так зима в России! Пизда так пизда! СПЯЩАЯ КРАВИЦА Короче, настроения ни хуя никакого не было под вечер. Короче, проиграл в казино под вечер хуеву тучу бала в рулетку. Короче, сначала три тысячи баксов выигрывал, потом пять тысяч баксов проебал. Проебал в итоге две тысячи баксов. Короче, я ебаный литератор, которому дали за сценарий две тысячи баксов, который потом пошел с этими двумя тысячами баксов в казино и проебал… Ну, я уже по кругу в базаре пошел. В общем, вышел из казино — настроение — удавиться. В карман лезу — сто рублей там последние. А дома ведь тоже ни хуя. И жрать дома — одни спагетти с кетчупом. Ну и вижу: передо мной две телки идут, гуляют радостные такие. В казино ни хуя не проиграли — конечно, будешь радостный. Тем более, если ты красивая телка, молодая, и у тебя вся жизнь впереди, которая одна сплошная ебля. …Но одна Груша, как вскоре выяснилась, в хлам. А идет со своей подружкой, как выяснилось Светланкой, которая держит ее за руку, — чтобы Груняша не ебанулась с бадуна на мостовую. …Ну, вот лавочка какая-то. Ну, они сели отдышаться. Ну, я тоже к ним по привычке подкадриться сел автоматически. Метров сто за их жопами шел. Ну, представились, закурили. Они с какого-то дня рождения уебали, где Груняшу хотели хором десять пацанов выебать… И тут Светланке ее парень по мобильнику звонит… звонит… звонит… Короче, понимаю ситуацию: Светланке надо к своему парню ебаться свалить, а Груняшу ей тоже бросить одну не хочется — вроде лучшая подруга. И начал я им мозги парить: литератор, гуманист… Короче, вкрался в души им, в доверие — оставляет Светланка на моем попечении Груняшу, звонит ее родителям, что Груняша у нее переночует. Груняша в ответ звонит родителям Светланки, что Светланка переночует у нее. Деловые, короче, барышни-пацанки. Ну и Светланка тут же ловит тачку и сваливает к своему пацану ебаться — а может отношения строить, а уж потом ебаться. Грунящка поначалу уперлась: не поеду к тебе. А деваться некуда все равно. Интересуется: а у тебя хвойный экстракт для ванны есть? А ты один дома? Нет у меня в пизду никакого хвойного экстракта для ванны, но я гоню, что у меня хуева туча разных японских экстрактов хвойных для ванны. Почему японских? Хуй знает почему. Гоню и гоню. Дальше: какого-то молдаванина уговорил за сотку в наше Бутово-Ебутово. Приехали, поднялись, пожрали с кетчупом спагетти. Потом она опять в пьяной своей теме спросила, — один, отвечаешь? Я говорю — один, падлой буду отвечаю за базар. Ну, она тогда неторопливо разделась, плюхнулась, блядь, в ванну, про хвойный экстракт и не спросила — потому что тут же в ванне на моих глазах уснула. И так… как блаженная … в ванне улыбается… и спит… Ну, чего думаю — пусть поспит полчаса, дурь ее алкогольная пусть чуток покинет… Ну и пошел на хуй в комнату — стихов, Цветаеву почитать, на хуй. Надо ж, блядь, очередной сценарий для кино писать — все ж бабло в казино проиграл. А на сценарий чтоб написать — так это меня только Цветаева и Ахматова Анна Андреевна и вдохновляют. Какую-то мораль во мне открывают… И это правильно. Не все ж время телок в жопу ебать надо. Надо и духовной пищей от телок зарядиться, великих поэтесс… Читаю, читаю.…Груняша, блядь, из ванной не выходит, спит и не тонет. Хорошая история. А время-то уже ебаться. Короче, вытаскиваю счастливую спящую Груняшку из ванны — датую спящую красавицу, вытираю насухо — и в чисту постель волоку. Сам тут же раздеваюсь, и к ее спинке и попочке своим хуем прижимаюсь. Ну и так бочком… в ее упругую пиздень… хуй тут же и вошел-вполосовался. А она, сука — спит, правда пару раз счастливо вздохнула. Мой мозг, конечно, понимает, что спящую Груняшу я ебу… но, с другой стороны, откровенно похую. И хую моему, признаться откровенно, это очень даже нравится. Просто отлично спящую красавицу ебать, отцы! Небожительно, свежительно и просто охуительно. А Груняшенька во сне поет, — еще…еще… еще… Блядь, одну палку кидал в этом ломовом тантрическом состоянии два часа — не меньше! И вот самому мне спать захотелось. Ну, короче, кончил, а Груняшка только на животик перевернулась и продолжает спать. И жопа у нее голая такая красивая… стал я на ее жопу после ебли любоваться как на Мону Лизу… и чего-то, блядь, умилительным взором смотрю… а пониже ее жопы… какие-то свежие незажившие ранки… Шанкры, сука, — молотком отбойным пробила голову мысль!!! Сифилис, на хуй!!! Как Шарль Бодлер от сифилиса сдохну!!! Как же так, как я забыл, что при ебле можно заразиться сифоном-то!!! Я-то на ее рожу еще на лавочке посмотрел — вроде свежая мордашечка у Грунечки была… и с родителями своими пиздела очень так интеллигентно. Но вот шанкры под жопой ее — глазами вижу — натуральные свежие сифилисные шанкры! Вот они, Цветы Зла, блять! Наградила сучка и спит на животике своем в моей постели, и только мелодично попкой пукает!!! Что же делать, на хуй? Укол вколоть, блядь, надо быстро от сифона. Триста баков укол у врача по нынешним временам стоит, блядь. А денег — нету ни хуя. Проиграл все бабки в казино. На последние сто рублей привез на хаточку к себе сифонную Груняшечку… Что же делать? Что же делать, на хуй? Короче, сгребаю с книжных полок собранье сочинений Цветаевой с Ахматовой… и… короче, дую на шоссе тачку ловить до больнички противосифонной. Какая же ошибка, на хуй!!! Семь водил, которых я остановил и предложил им собранье сочинений Ахматовой-Цветаевой, чтоб они повезли меня в вендиспансер колоться, блядь, от сифилиса — первый раз слышали, что есть в природе такие поэты как Цветаева с Ахматовой!!! И такими антилитературными, но художественными матюгами меня обкладывали за такое предложение. И вот счастье — в одной из тачек с шоферюгой девушка сидела, которая знала про Ахматову с Цветаевой, и у которой не было этих собраний сочинений Ахматовой с Цветаевой. Короче, она своего пацана-водилу напрягла за Цветаеву с Ахматовой везти меня в венерологическую больницу. И, короче, на счастье, этот ее пацан-шоферюга знал какую-то антисифилисную ночную женскую больницу. Я лично просто хуею от таких народных познаний. В общем, по каким-то переулкам меня везли… по пути въебались в какой-то железобетонный кусок арматуры… с матюгами в мой адрес с шоферюгой тачку чинили… А время тикает — надо в течение часа укол от сифилиса сделать, чтоб, блядь, не заболеть! Знаю же я эту информацию! Доезжаем до женского антисифилисного диспансера. Я выхожу из тачки, говорю ребятам — вы меня подождите, я сейчас укольчик сделаю — вы меня обратно до дома довезите, а то я вам все тома Цветаевой с Ахматовой отдал. И за какой книжный еще бартер до дома доберусь обратно, не знаю… Но как только я это попросил — водил ебнул на газ, и через две секунды его тачка съебалась с глаз моих в ночную холодную тьму. Я — к воротам той женской антисифилисной клиники. А там, на воротах, немецкие овчарки и ментовки-бабы датые. Я объясняю ситуацию — женщины, дорогие, я вас, женщин, охуительно люблю… вот даже от любви к вам, женщинам, могу блядь, очень пострадать… как великий певец искусства типа Шарль Бодлер. Короче, пустите меня укольчик против сифилиса сделать. И документов с собой, как мудак, впопыхах никаких не взял. Они, блядь, со смешком, но сурово так: вот завтра приходи с паспортом, там главный врач разберется, какой тебе такой укольчик надо сделать бесплатный… и уебывай пока цел. Ну, я понял — продолжается рулеточный облом. Вообще, надо быстрее съебывать, пока овчаркам не скормили меня, на хуй… как они голодные разлаялись. Ну и пошел в темпе вальса на шоссе. На шоссе какие никакие фонари горят… не так быстро убьют люди добрые на хуй. Полез в карман за сигаретами. Блять! Пятьсот рублей обнаруживаю. Ну и быстрей от сифонной больницы, на хуй. Что б ментовки не обшарили, да к своим друзьям-ментам не посадили, предварительно отняв пятьсот эти кровных рублей у меня. Ну, короче, за триста рублей доезжаю спокойно до хаты. Принимаю душ на хуй. И тут чего-то Грунька, блядь, проснулась, говорит, — ну когда ты меня ебать будешь. Привел на хату девочку-конфеточку, а не ебешь? — Груняша, — говорю, — я тебя уже выебал девочку-конфеточку, а вот с каких хуев ты приличных пацанов заражать подрядилась этими своими шанкрами под жопой на ногах? Короче, после такого моего наезда как начала моя Грунька смеяться! Выяснилось, что четыре дня назад ходила она со Светочкой на какую-то дискотеку, поддала, типа как сегодня — и въбалась на выходе в стеклянную дверь, думая, что там дверь уже открыта. Ну, там все разбилось… стекло, на хуй… она сама на пол на стекло ебнулась… ну и порезала там себе ноги этим стеклом, в пизду. Ну, короче, шрамы от стекла еще не зажили. Блядь, у меня такое облегчение, на душе! Кто хватал сифилис, тот поймет! Такое вдохновение встреножилось! Я Груняшке с тех пор засаживаю и засаживаю. А она только со мной ебаться начала — сразу стала дисциплинированная, серьезная. По ее словам: больше ни с кем, на хуй, не ебется. Вот так с Груней и живем до сей поры. Она подчас ебет мне мозги. Но я ебу ее пизду — в сладчайшую отместку. ЧУМА ОТ ДОКТОРА ПОПОВА Кто-нибудь в Москве знает доктора, блять, Попова? Еще тот хуила. Короче, не связывайтесь с ним. У меня от его мозгоебистых задумок на всю жизнь остался мизинец кривой, поломали омоновцы при разборках… В общем, дело было так. Чего-то надоело мне в последнее время в цивильном Париже ебать меркантильных и пресных француженок — захотелось настоящей, варварской, экстремальной русской ебли. Если б я знал, что это такое… В общем, прилетел под лето в криминальную, убойную Москву, чтобы какую-нибудь хорошенькую русскую девочку-москвичку в варварских условиях и выебать. Ну, звоню своему другану Маяковскому Владимиру поэту-журналисту – специалисту по варварской русской ебле: хочется, мол, натуральных, зверских ощущений, на хуй. Он, Валдевалон, парень хороший и смекалистый. Про меня хуеву тучу статей в «МК» в свое время ебанул, что де какой я, сука, гениальный — какую охуительную для русского народа пьесу про святую еблю написал «Игра в жмурики». В общем, нужна экстремальная ебля, говорю я Маяковскому этому. Дело серьезное, отвечает Маяковский, дай тройку дней подумать, обзвонить коллег. Короче, налажу я тебе дикую еблю с бубенцами, обещаю. Прошло пять дней, звонит и предлагает: давай встретимся на «Спортивной», подгоню тебе Олечку-гимнасточку. Спрашиваю, — в шпагат пизду растянет? Да говорит, — в шпагате кончает на хую. Я ее очко тянул – хуй до сих пор, блядь, стонет, счастье ебли вспоминая. Короче, через полтора часа на выходе метро «Спортивная». Олечка с ним, — и еще какой-то хуй в черном длинном пальто, несмотря на летнюю жару, да еще бородатый, как чечен Так этот хуй в длинном черном пальто и оказался доктором Поповым. Вован мне говорит — у тебя хуй болит, Майкл? Или жопа? Володь, у меня хуй не болит. А от чего еще доктор Попов лечит? От маразма доктор Попов в основном лечит, Майкл — всему театральному бомонду эротический массаж хуячет, ебет, короче. Великий, блядь, специалист и мастер. Нет, говорю, у меня и жопа не болит. Не прошло и минуты, как подваливают к доктору Попову две крашеные эффектные бляди, — такие, суки, озорные. Обнял девах доктор этот Попов в приветствии, пальто его черное слегка раскрылось и вижу я… хуясе, экстрим! Под черным пальто доктора Попова — пуленепробиваемый жилет и еще два автомата калашникова свисают по бокам. Я тормознулся — вы чего, орлы, совсем мозгами съехали? Калашниковы с пуленепробиваемым жилетом у ментов попиздели… вы чего… вконец оскотинели… посадят, на хуй… в моль сгноят!!! А две бляди, в один голос: да мы для тебя, Майкл и жилет, и автоматы спиздили! Чтоб тебе сексуально можно было Олечку в попочку выебать, когда на нас наставят стволы Вован с доктором Поповым, а мы будем по принуждению лизать друг у друга анусы! Вован вон говорит, что ты за экстремальной еблей в Москву из Парижа навернулся. Я говорю: я навернулся в Москву за экстремальной еблей из Парижа, но жить-то дальше хочется еще. И желательно на свободе! — Да! — пиздят бляди. — Но мы без калашей, вообще, никому не даем! И тебе не дадим, Майкл! А Олечка и подавно на встанет на шпагат без калашников-заде! Хуй его знает, верить или нет? — Ну, че ты, Майкл, как не родной, — забубнил доктор Попов. — Будет что в Париже вспомнить… — И на меня конкретно дуло калашникова-заде наставляет в живот. Я смотрю вопрошающими глазами на другана своего Вована, а он: не сопротивляйся, Макл. Доктор Попов прав, потому что он калечит, а потом и лечит. А я только калечу, Майкл. И снимает с доктора Попова второй калаш — и в жопу направляет сзади. Ладно, думаю, — действительно, будет, что в натуре вспомнить в Париже, если в Москве щас доживу. Эх, сука, меняются люди в Москве — в не лучшую сторону лучшие друзья. В общем, рулим на съемную квартиру куда-то в Беляево-Коньково. Поднимаемся на этаж, в коридорном холле Олечка вдруг снимает с доктора Попова пуленепробиваемый жилет, набрасывает на меня, берет у доктора Попова калашников, передергивает затвор, мне дуло типа в член — давай, Майкл, снимай штаны и покажи свой безопасный и красивый пулемётик-хуй. Ну, второй раз мне повторять было не надо, снимаю штаны и показываю ей свой безопасный и красивый пулемётик-хуй. Олечка говорит: это так волнительно! Присела и как пошла по-варварски отсасывать! Ну, меня это охуительно прикололо. А самый прикол, оказывается, был в том, что блат-хата эта была гнилая насквозь! В том смысле, что не знали мы одного — пока Олечка отсасывала, соседка глядела в глазок и мотала на ус: черный чеченец с бородой, калашниковы, жилет, бляди крашеные… Да знал бы, что дальше будет, — я бы этому доктору Попову сразу пизды ввалил за тупость, еще при знакомстве! Идиот, блядь, круглый! Короче, вломились мы, куча лохов во главе с этим доктором в квартиру, — и как пошли там все в этой сексуальной заварухе ебаться! Сначала я Олечку в пуленепробиваемом жилете отхерил раком в жопу — ну просто полный пиздец! Пацаны тоже с блядьми под дулом калашей попеременно работали. Сначала, значит, Попов ствол в жопу блядям наставляет, потом Вован наставляет, а Попов ебет, подвывая… Потом калаш оба наставляют, а Иринка с Маринкой лижут друг у друга, охая и ахая. Так оно и было потому что, чувствую, что у меня от восторга начинает конкретно крышу сносить! Вдохновенно спихиваю с себя Олечку, которая в настоящем шпагате прыгает на мне… спихиваю…потом хуй знает с какого бодуна хватаю калаш и ору, как в психушке: — Стой, блять! Замерли! На пол ложиться всем! Застрелю!!! Во как проперло, короче! А это ебущееся месиво на меня хуй внимания! А я от русской ебли совсем охуел, полный беспредел пошел — нажимаю на курок, чтоб в потолок очередь ебнуть… Бэмц — калаш-то, сука, не стреляет! Я дико вращаю башкой… И в это время пначинается настоящий экстрим! Раздается дикий треск… входная дверь летит на пол… врывается отряд омона…меня и всех остальных придурков сбивают с ног… человек десять в камуфляжах… — Руки за голову, — орут. — Аллах акбар, сука! Ну, блядь, чую какой-то совсем конкретный криминальный убойный расклад пошел, когда наручники стали нам на запястьях со стороны спины защелкивать. А доктор Попов орет, — у нас стволы ненастоящие, на хуй! Какой тут в пезду акбар? Ну, его деревянные солдатики-омончикикак начали ногами пиздить —просто в сопли и кровь. Типа: не пизди поперек ментов, пока вопросов они сами тебе не стали задавать. А Валдевалон орет: мы репетируем тут, пьесу, на хуй… знаменитого драматурга из Парижа… со славой мировой — Мишу, сука, Волохова репетируем! Ну и его омоновцы за эти правдивые слова как стали ногами пиздить… я лежу ни жив ни мертв: возьмут и просто замочат, на хуй, если что вякну. — Ну и кто тут Миша… со славой мировой? — спрашивает капитан И уже меня хотят пиздить, подходят братцы-омоновцы, уже ногой мне на шею наступил один, — и мизинец мне поломал, пока я рукой уворачивался. — Ааааааааа! — ору, блять, так что все вокруг трясется. А кровь из морд моих ебанутых друзей хлещет вокруг фонтанами. И тут я вспоминаю, что книжку взял свою авторскую, чтобы после ебли Олечке подарить. В сумке, кричу, книжечка, на хуй, заветная, с пьесами моими — там и фотография моя. Не знаю почему, но один омоновец проявил все же литературный познавательный интерес, достал из сумочки книжку мою, сверят с рожей моей фотографию — точно похож, на хуй. В этот момент доктор Попов орет: муляжи калашниковы, ребята, братцы – не мочите дальше, автоматы у нас — муляжи! Наши друганы съемку сериала делали, ну дали на прокат под честное словцо… — Шо за вонь? — капитан спрашивает. — Кто обосрался? — Попов обосрался, братцы! — вопит Попов. И точно, течет у Попова из жопы говно, а хуй от страха все равно стоит. Ну не ебанутый ли? — А ну вымыть его, быстро! — приказал капитан блядям и те строптиво потащили его, по-прежнему срущего, в ванную. Олечка, плача от страха, принялась убирать говно на полу, а нас с Вованом волоком стащили на кухню, открыли окна, чтоб вонь прошла. …Ну, короче, часа через три разобрались во всем. Олечку за фодкой послали, так ни Валдевалону, ни этому пидару Попову идти было нельзя по причине того, что ебала у них были разбиты в кровь. Ребята, вообще-то, пить не стали, — на службе, — прихватили с собой. В общем, наебался я в тот приезд в Москве этой экстремальной. Вернулся в Париж — полгода ебаться не хотелось с цивильными девочками француженками. А в аэропорту, когда прощался с Валдевалоном, он на меня смотрит грустными, собачьми глазами. Чего, говорит, Майкл, не совсем варварская ебля вот вышла с муляжными калашами? Да ты чего, Валдевалон, охуительная ебля вышла с калашами и с омоновцами, на хуй. Спасибо, ты настоящий, блять, корефан. И ведь не пиздел я по-пустому — разве забудешь такую еблю? Как гляну на мизинице свой кривой, так плачу. Хочу забыть, а не могу! Я — ДЕВОЧКА ЛЕСБИЙСКАЯ ПИЗДА Нет, последний мужской ебарь в Москве у меня, девочки-отличницы, был вшивый, задрипанный интеллигент. Когда я ему сказала что стала лесбияночкой под угрозой личной смерти от нормальных бандитских мужиков, он в лицо мне, сука, сигаретой дымя, прозубоскалил: — Не пизди. И после этого он на меня полез со своим хуищем, который типа рулончика докторской вялой колбаски, — типа в жопу уебать меня. Но не стоит у него! Видимо поверил мне — лесбиянской девочке открытой и простой, что я стала ею в провинции под угрозой личной смерти. И это святая правда! Я больше с пацанами не хочу! Но по порядку… Я очень красивая, шикарная девочка Дашка-Дюймовочка-пизда. Все мальчики в нашем институте охуевали, когда смотрели на мои девичьи прелести, в области ширинок у них начиналось типа что-то извержения вулканических пород. Но я до института никому прикоснуться к себе не давала — даже руками. Откровенно признаться, я тогда даже и не представляла, что с мальчиками тоже можно ебаться, как собачка с собачкой и кошечка с кошечкой, но только в тысячу раз увлекательней — поэтому и кончила я школу с золотой медалью, абсолютно круглой отличницей. В десятом классе я даже и не думала, что тем более с девочками тоже можно ебаться во много раз лучше, чем с мальчиками. В десятом классе мне казалось, что мальчики максимум нужны для того, чтобы смотреть на растущие девичьи груди, потом лезть к себе руками в трусы, гладить свой писун и задыхаться в удовольствии. Нет, то что лезть руками в свои трусики, дрочить свою писю и задыхаться в удовольствии я поняла уже, кажется, на втором курсе института. Да, точно… Один пацан из параллельной группы поймал меня в подъезде, и засунул мою ручонку себе в штанишки. Был этот парень после армии уже. Я была девочка довольно исполнительная, как все отличницы. Я машинально стала гладить его гладкого зверька. Дима от поглаживания зашелся и начал говорить красивые слова про любовь. А ведь раньше — в восьмом классе — этот рыжий только дергал меня за косички. Ну, типа за косички, потому что не косички у меня, вообще-то, были, а мокрая химия, она как раз в моду тогда входила. А теперь его гладкого зверька в его трусишках я абсолютно счастливая гладила целых полтора часа, а он облизывался, облизывался и облизывался… Ну, естественно и спермой облизывался, как вы понимаете. Потом был Вадик из соседнего подъезда со своим зверюнчиком в штанах, потом был Игорек, Павлик и т.д. Всех сейчас не припомню… Ну, так вот, все было нормально и спокойно до начала четвертого курса — до того момента как появился Костик-хуй. Костик хуй почему-то захотел, чтоб зверька в его штанишках я гладила только у него. Во многом он был прав. Его зверек был самый крепкий, мускулистый и пружинистый. Чтоб его утихомирить-ублаженствовать — надо было гладить не меньше трех часов! И представьте, три часа с хуем Костика проходили быстрее, чем полчаса с хуечком Павлика или Вадика — и это было для меня, отличницы, просто удивительно. Но у хлюпика Павлика был старший братик Виталик — парень после зоны просто с абсолютно совершенным, несгибаемым хуем. У Виталика было много ножевых ранений от драк, и он никого на свете не боялся, мог дать пизды кому хочешь. И что же Костик? Костик был чемпионом города по боксу среди юниоров, он боялся Виталика-качка, который всегда ходил вместе со своей шпанистой кодлой в десять человек. Короче, ввалили они Костику пизды всей кодлой. А меня предупредили: если я буду по-прежнему гладить твердого зверька в штанишках Костика, то и я получу пизды. Но я Костика типа любила: по-прежнему продолжала гладить зверька в его штанишках, а он мне лизал мой клиторочек. Ну и короче, через пару дней я узнала, что значит кодлой ненасытных борзых пацанов дать в провинциальном городе отличной девушке пизды. Они меня напоили в подъезде, увезли на машине и отлично ебали на даче Виталика — всей кодлой в девять хуев. Про удовольствие ебаться, когда тебя насилуют мускулистые и хулиганские молодые пацаны… ммм… это было намного приятней, чем гладить зверьков в штанишках разных типа Костиков. Когда девять пацанов дорываются полизать твой клитор — это абсолютно существенная разница в пизду! Как между двойкой и пятеркой. Нет, как они меня космически в десяточку ебли, ну просто киборги! А дальше… они, бандиты, на третий день начали, мудаки, ревновать — кому меня первым начинать ебать с утра. Кому вторым, третьим и так далее. Ну, я говорю… ну, кто проснется первым… пусть тот и ебет с утра… логически. Я ж пизду потом не закрываю на ключ. Виталик постановляет: типа, ша! Пусть Толян (его шестерка) его (Виталика) будит перед тем как кто первым с утреца меня хочет выебать. То есть, Виталик первым мою мохнатку и должен своим хуем размочить. Типа разрешение другим дать. Эх, двоечники, бля! Я — супер-отличница только подивилась их пацанской тупости и неуместным понятиям. Но ничего не сказал им и решила: нехуй гадать. Пусть ебет меня с утреца Виталик, если он вем хуям здесь хозяин. Ну, короче, ебали так они меня по субординации шпанистой целых девять дней, а потом пиво с водкой у них кончилось. Ну и слиняли с голодухи по бандитским шабашкам на это дело денег доставать, а меня на время отпустили. Пиздец, молва по городу про мою гаремную пизду куролесить пошла. Как только выхожу на улицу — несколько кодл шпанистых пацанов возле моего подъезда собирается, чтоб меня в свою банду на девять или десять дней ебать увезти. Мне мать сказала — ну давай ты, девка, отличница-юристка, заяви, что тебя хором девять пацанов изнасиловали. Но я не стала заявлять, зачем мне это? Трипером никаким никто меня не заразил. Виталик первый бы на хуй там кого убил, если б триппер у какого-нибудь пацана обнаружился. Это ж потом бы я Виталика заразила… Ну, короче мне было офигительно приятно, я хотела еще чего-нибудь… в таких же диких вариантах и пропорциях… приключений романтических хотелось на свою прекраснейшую целку, ставшею немереной пиздой. Короче, там драки вокруг моего дома из-за моей классной пизды пошли — как за Елену в Трое . Кодла на кодлу, потом квартал на квартал. Потом одна половина города на другую половину города стенкой на стенку, обзывают друг друга пидорами и мочат, мочат, мочат. А я чего? Я ничего. Я просто в охуении от счастья, от цены своей отличной пизды. …Начинался пятый курс моей учебы. В одной из таких драк порезали Виталика серьезно и я решила бежать из этого городка в Москву. Зачем мне дожидаться, когда одна половина пацанов в городе порежет насмерть другую. Так и меня могут зацепить ненароком. …И вот я сегодня вечером в Москве, куда съебалась с испугу из провинции — думаю и думаю с кем пойти поебаться? Несколько московских интеллигентных мальчиков позвонило — ебаться только в жопу приглашали. Нет, не нужно мне это. Я — не пидораска! Нет, я больше с ребятами не хочу! Ну хотят ебаться с девочками в жопу — так пусть объявляют себя пидорами, и ебут друг друга в жопу как явные пидоры-самцы. Ох, эта Москва — еще та головная боль! …Позвоню я Ксюшке-квакуше — сдала уже наверно на отлично сессию свою. Ксюша очень скромная, приличная отличница-девочка. Учится на третьем курсе на факультете журналистики, а ебаться со мною начала три недели назад. Похожие отличницы мы с ней. Как мы ебались с ней на той неделе — гениально! И зачем учиться на отлично, если у тебя и так отличная пизда? Забавный вопрос. Вот пусть мне Ксюшечка, как отличница отличнице и ответит сегодня на этот вопрос. Допрошу-испрошу. ЯНТАРНАЯ СПЕРМА ДЛЯ БЕРУТИ Вы что думаете в 1973 году в СССРе народ не ебался? Или ебался хуже, чем сейчас? Или у народа и отдельных его представителей хуже стояло по той причине, что о ебле в то прекрасное советское время никто ничего приличного не писал? В кащенку бы нахуй посадили в лучшем случае за такую мою пьесу по этому сексуальному поводу «Игра в жмурики», которую я тогда как год уже начал писать, а в Паланге нажил материал и закончил. Судите сами… Привезли нас в Клайпеду в 1973 году на практику на корабельный завод. Сорок пацанов и трех девушек из обеих групп МВТУ им. Баумана. Хуй разбежишься на практике выебать трех девушек из своих двух групп — они все забиты, перебиты, воображеньем переебаны, на уборках картошки облапаны, из других групп пацанами затисканы. И, вообще, такие умные в чертежных мозгах. Если в пизде мозгов у телок нет, то мозгов у нее и в черепной коробке никогда не было. А кому интересно ебать дуболомную, чертежную мужелобскую пизду? Если к тому же у тебя, пацана, типа женственная поэтическая душа, хотя и помещенная в силу судьбы в обстоятельства огранки технического вуза? Короче, привезли нас в Клайпеду, поместили в общагу по шесть человек, сгрузили по комнатам и пиздец. Пиздец потому, что ночами на нас стали в той общаге сыпаться клопы и сосать из нас кровь. Днем ходишь по Клайпеде по ресторанам, мимо театра, где Гитлер речь толкал (хотя балкон, с которого Гитлер речь толкал снесли), а ночами на тебя — с хуем стоящего — несутся-сыпятся фашисткие литовские клопы, пьют из тела твоего молодого, как гестаповцы, кровь. И ты, как мудак в концлагерных цепях с этим клоповьем общаговским поделать ничего не можешь. Ну, разве что съебаться из общаги на хуй на свободу в постель к какой-нибудь литовочки-аборигенки. Ну и хуйли — двойная причина познакомиться с девушкой литовочкой, найти на ночь пизду в свободном полете, — и заодно просторную фатеру без клопов. БЛИЖЕ К БЛЯДЯМ Ну и там народ простой советский подсказал: езжай в Палангу, там этих голодных прибалтийских телок по пляжу туча бродит: янтарь собирают, раком становятся… Только и еби в согласии с прибрежными волнами в такой позиции. Ну, хуйли, блядь, тут тетка денег три сотни отвалила на клайпедскую практику — в те времена приличные деньги на месяц, чтобы порезвиться. Ну и ломанул в Палангу подальше от клопов. Хожу по пляжу — только и смотрю, кто там янтарь собирает — кто с какой красивой жопой, на хуй, за янтарными камешками нагибается. И что? Просто отменные жопы у тех, кто с песка ковыряет янтарь. А как голову та жопа поднимет, да встанет в полный рост, — ты не то что про эту жопу тут же забудешь, увидев какая при той жопе нарисована корявая рожа… тебя с этой рожи так тянет блевануть, что в балтийском море вся рыба передохла бы с такой блевотины! Ну и часа четыре так ходил ни хуя не втыкая. А в награду на пятом часу операции «янтарных задниц роковых» предо мною вздыбается-встает в полный рост девушка… с таким прелестнейшим личиком, в согласии и соответствии с ее превосходнейшей попкой… я бы полгода согласился в клоповнике пожить, только бы выебать такую шикарную попочку янтарную в обрамлении лучезарного личика. А когда она сказала, что зовут ее Берути — мой хуище от предстоящего минетного раздолья просто затрещал! Хуй должна Берути в ротик свой волшебный брать с зубками янтарными своими нежнее, чем нимфетки хуй у Майкла Джексона сосут. Сам Бог велел ей шлифовать хуи небесным язычком. И главное — сама хочет познакомиться, сама хочет ебаться! Во как помчалась разговаривать, сука, по-русски со мной! ПЕЛЕМЕНИ ХУЙ ПОДПИРАЛИ Ну и сразу в первый вечер там пошли в кабак. Танцевали, пили, ели обнимались, в шейку нежно-мило целовались, в губы. А что после ресторана? Приглашает, блядь, сама к себе на дачу. Времени одиннадцать часов вечера. Ну, значит, приглашает с ночевкой, значит, будем ебаться. Я просто как шампанское вскипел. Спать без клопов и ебаться, ебаться, ебаться с чудесной Берути до утра с ее волшебными, заморскими минетами. Если меня пробивали как молнии ее поцелуи в шейку, то чем будет пробивать меня ее отсосы — я только, содрогаясь, предвкушал. Ну и что же, блядь? Пришли на дачу. И как в дверь вошли — в нос ебошит запах говна, а в уши, блядь, — младенца дикий плач. Мой хуй сразу протрезвел и опустился. Ну, эти младенцы откуда берутся? Когда люди до хуя наебутся, сперму друг в друга сольют — эти младенцы и берутся из окровавленной пизды. И как передо мной встала эта жуткая картина младенца из окровавленной пизды, — ебаться расхотелось. Ну, перепеленали младенца, обмыли. Вроде поменьше запах говна. Я говорю Берути: может, давай окна откроем, проветрим дачку немного. Она говорит: нельзя окна открывать — комаров налетит, ребенка покусают. Я говорю: ну, может, пошли сами на веранду — там и поебемся типа отдохнем. Да подожди, она говорит: сейчас сестра с подружкой придет, все вместе наебемся, не спеши. Я говорю: ну, могу и вас троих вместе выебать — давай подождем. Ты давай только это, — я открыл холодильник и увидел там хуеву тучу пелеменей, — ты мне пелеменей только свари. После того как в ресторанах паланговских тебя накормят — еще больше жрать хочется. Да готовые, — говорит, — есть. И точно. Достает из какой-то кастрюли готовых пельменей в сметаночке. — Тебе холодненьких или разогреть? Ну конечно холодненьких, Берутичка. Ты у меня такая горячая, в моем желудке от тебя вообще целая духовка, на хуй, керосинит и не унимается. Какого ля греть, если в желудке целый пожар? И хлоп, блядь, за две минуты всю кастрюлю улопачил. И, блядь, вздутые кишки просто хуй к небесам подперли, ебанврот! Думаю щас выебу Берутичку — на века запомнит еблю, сука, на хуй, после пелеменей. Ну че, говорю, когда же оно… сестра с подружкой причапает… может давай ебаться начнем… на них у меня тоже хватит энергии. Четыре целых дня не ебался без сегодняшнего вечера. — Да подожди, прямо торопливый какой… холодца еще поешь… вот, на! И миску мне холодца, да с хреником в соусе, блядь, красненьком свекольном. Ну, я это удовольствие, блядь, навернул тоже с несмолкаемым аппетитом. Ну, блядь, хуй-то просто ломом стал в штанах стоять: рвет штаны хуище мой с такого, блядь, жранья. Я говорю: Берутичка, ты такого удовольствия себя дорогая лишаешь… такого радужного хуища вонзения… ситцевые трусы почем зря хуй мой рвет-ебет, а не пизденку твою легкорылую, блядь. Типа говорю: прыгай давай на хуй. Хуем же тебя зазнобобушку поймаю, как на штопор в счастье насажу. — Да подожди… вон собаки уже соседские залаяли… сестренка с подружкой московской из ресторана идет… ЯВЛЕНИЕ СЕМИ АРМЯН ПРИ ЯЙЦАХ НАГОТОВЕ И вот вошли, кого так ждали. И что бы вы думали? Вошла таки ее сестренка старшая с подружкой из Москвы — но с ними, блядь, вошли еще семь армян!!! И все, блядь, молодцы под метр девяносто!!! И не одного моложе двадцати трех лет!!! Ну, думаю, — хую моему тут делать нечего! А Берутичка подлетела, бабочка, к каждому армянчику — и поцеловала в губки. Да, блядь, поблядовал с Берутичкой, на мои шиши… на двадцать пять рублей… просрали в кабаке. Короче, будет тебе впредь урок, как высматривать личики девушек… собирающих раком янтарь на морском балтийской берегу… этих ебаных литовочек… Берутичек по-русски матерящихся как грузчики. Матросы, говорит, их учат разным премудростям светским. Ну и как студентов на кабаки разводить и наебывать тоже, блядь, учат. Только какого хуя она пельменями кормила и холодцом, блядь, еще? Никак в жопу меня ебать армяне будут. Чтоб жопа после холодца у меня стала нежно так продристранная. И тут я вспомнил все анекдоты армянского радио советского периода как армяне в жопу всех ебут. А может это, чтобы я совсем не подох, — холодцом меня кормила, сучка! Но что-то смотрю — армяне на меня ноль внимания, а только все как-то вьются вокруг московской подружки старшей сестренки Берутички. И я что-то к ней присмотрелся… ну точно видел я ее по ящику… ну эта знаменитая певичка Агриппина Аграфена Акулиновна — акула зубастая, сука, как пасть разинет и поет — все умрите, на хуй. Нот чужих напиздит, блядь, и как в гробу потом рожает — будто жмуриков по кровушке своих… Была ли это Эдита Станиславовна Пьеха? Алла Борисовна Пугачева? Ни хуя не скажу, но масштаб — типа того. ЗАТЕВАЕТСЯ ГРУППОВИЧОК Эту всю информацию мне слил один армянин, не знаю почему, пока мы пили за встречу шампанское. Ну и так за мелким пиздежом ебанули ящик шампанского. И что-то смотрю — в центр гостиной начали набрасывать матрасы со всей трехэтажной дачи. Ну и набросали из матрасов постамент метра три в диаметре. Чую — затевается групповичок. Хуй уж было затихший, обосравшийся, откровенно сказать, что хозяина хуя в жопу семь армян ебать как бы хотели, — тем не менее, хуй сейчас опять взъерошено поднялся. Ведь эта певичка Агриппинушка в центр круга встала, а семь армян сняли штаны и встали полукругом с хуями навытяжку. Выбирай, мол, Грунечка, с кем ебаться первой ты начнешь. А Грунечка… вот за что ее, суку, люблю и уважаю… показала в голом виде на меня и на Берутичку… и сказала волшебнейшие для моих ушей слова А именно: вот они пусть первыми ебутся — наша молодежь. И показала место подле себя на подушечку. Второй, блядь, раз меня просить не надо было и Берутичку. Вот тут как я, товарищи дорогие, типа охуел от счастья! На руках Берутичку вознес в этой райский круг… как поставил ее раком… и, блядь, как пошли вонзаться с нею мы до умопомрачения… как начали визжать и задыхаться… И там минуты через две щелкнула Агриппушка пальчонками, — и как пошли ее в свой черед по кругу пялить в жопу семь армян — ну весь хрусталь на даче, блядь, взорвался от высочайших нот ее мелодичных половых стонов! Ну, мы с Берутичкой не отстаем от хора пятницкого в армянском исполненини с поп-дивой. Ученица пения, Берутичка, ее. Сестренка старшая нас всех в кругу шампанским обливает. И тут еще откуда ни возьмись министр культуры их литовский нарисовался… Фимыч с микрофоном… лысый евнух-импотент. С рожей как, блядь, жопа. И начал контролировать ебельную ситуацию поп-дивы — какому армянскому хую в какой черед куда ее ебать. Шоу-ебля, на хуй, да и только. И так три часа без перерыва ебались мы, ебались и ебались. ВОТ, СУКА-МАЛЬЧИК! Но закончилась, блядь, сперма у армян! И тут Агриппина как вскричит — последнюю палку мне, полцарства, сука за последнюю палку. А у всех армян-то хуи, блядь, больше не стоят. Нет спермы — не стоят хуи, ботаника! —Тыщу рублей за последнюю палку! И достает Агриппа из сумочки деньги — тысячу рублей!!! А ни у одного армяна не встает — все наебались. Три часа ебались ведь беспрерывно!!! А Фимыч… министр культуры… где-то под диваном микрофон как чей-то хуй заглотил… и лижет, хуй как микрофон… то есть, микрофон как хуй — и блюет, блюет, блюет… Ну просто, блядь, мудак. Но не об нем, блядь, речь. И вот мой хуй — то ли от вида этих ебаных приличных денег, то ли от ее разъебанной пизды, то ли от какой взявшейся министерской гордости (что вот перебу, блядь, семерых армян)… Короче, как мой хуй поднялся… да как Агриппинка его увидала… как прыгнет на него, ну, метров с трех — не меньше. Я поймал ее своим стоящим хуем — и стоймя ее, стоймя минут так пятьдесят, не меньше! Семеро армян стояли молча без отвода изумленных глаз, ресницей не пошевелив. А Берутичка была как в позе раком — так в позе раком пятьдесят минут и стояла, глядя на меня и Агриппинку. Это мой хуй ее за холодец благодарил… Ну, а как кончал я с Агриппинкой? Все семеро армян кончали вместе с нами — вздохами своими, сука!!! Это было просто пиздец. Так ебаться, сука-мальчик, я больше не ебался никогда. Короче, до общаги я ехал, имея тышу рублей в кармане, — и везла до общаги меня машина, сука, «Чайка»! Вы не знаете нихуя, что такое в хмурое, застойное брежневское время вас до общаги после классной ебли везет машина «Чайка» в половине десятого утра, подвозит к подъезду, шофер открывает тебе дверцу, а сама известнейшая по ящику певица провожает тебя с поцелуем до крылечка клайпедской клоповной общаги. И вся администрация общаги все эти реверансы видит. Тебе уже через две секунды дают люксовый номер без клопов и с холодильничком с единственным балкончиком. Ну, мы этот номер без клопов с Берутичкой потом отдегустировали — хуем и пиздой проверили. Ну, пару раз в тот месяц меня еще на общую армянскую еблю с певичкой Агрипинкой приглашали. Но только я вам скажу — я так уебался с Берутичкой, что на последнюю палку за тысячу рублей у меня только еще на один раз и хватило. Да и и армяне стали мозгами пощустрей соображать, поднаторели. Экономили силы на последнюю палку за тыщу рублей Агриппинке. А их семеро армян под метр девяносто с хуями кобылиными, — как с ними рубиться? На пару раз и так составил конкуренцию. За что свой хуй немножко уважаю — так за это. Но вот — бля буду — я так и не понял: чей это был ребенок, что вонял говном. Вот же бабы — наебут и выебут, и денег, блядь, дадут. А чей ребенок, — хуй кто скажет точно когда. Одна лишь баба знает, чей сперматозоид залетел с семерых армян (или с меня) в финале. Так вот все вместе мужики и бабы и живем из века в век, из года в год. Чтоб человечество, блядь, дальше процветало.