Определение понятия "МАТ"
бочки бани челябинск Заменить двери на стеклянные. В дополнительную комплектацию можно добавить телевизор, обогреватель, дополнительную подсветку ( светодиодную) и другие электроприборы. Стандартные размеры бани бочки ( возможен любой размер от 2-6метров):Слово "мат" употребляется как рядовыми носителями языка, так и исследователями в совершенно различных значениях. Этимология слова «мат» может показаться достаточно прозрачной (ср.: мат, матюк, матное слово, крыть матом, ругать матом, орать (благим) матом, матерщина, материть, матерная брань, ругаться по-матерному, бранить по матери, мать поминать, матерями обкладывать и т. п);. Может показаться, что оно восходит к индоевропейскому слову *mater в значении «мать», которое сохранилось в разных индоевропейских языках. Однако в специальных исследованиях предлагаются другие реконструкции. Так, например, Л. И. Скворцов пишет: «Буквальное значение слова ‘мат’ – это "громкий голос, крик". В его основе лежит звукоподражание: непроизвольные выкрики "ма!", "мя!", то есть мычание, мяуканье, рев животных в период течки, брачных призывов и т. д. Получается, нравственный запрет лежит в самой этимологии слова!» [1] Такая этимология могла бы показаться наивной, если бы не восходила к концепции авторитетного Этимологического словаря славянских языков: «...русск. мат, -а м. р. только в выражении: благим матом..., диал. мат, -а м. р. `громкий голос, крик`... матом в знач. нареч. `очень громко, сильно`... Производное от глагола *matati (см);, родственно слову *matoga (см);... Русск. мат в выражении кричать благим матом... связывается с русск. диал. матаситься `кривляться, ломаться; (о животных) мотать головой`..., матошить `тревожить, беспокоить`... литер. суматоха и мотать...» [2]; «*matoga во многих славянских языках значит `привидение, призрак, чудовище, страшилище, колдунья` (словен., слвц., польск. и др.) [3]; «Родственно праслав. *majati `махать` и т. п. (см);,*maxati (см);, *mamiti (см);. И.-е. корень *ma-, первоначально означавший, по-видимому, `давать знаки рукой, делать движения рукой`, затем `манить` и `обманывать`...» [4] Перенесение этой этимологии на слово «мат» в значении `непристойная матерная брань` нуждается в дополнительной аргументации, и, таким образом, точка зрения Л. И. Скворцова может показаться уязвимой. Но в любом случае в современном русском языке слова «матный», «матерный» и «материнский» воспринимаются как имеющие общий словообразовательный источник, и, таким образом, слово «мат» в значении `громкий голос; крик` будет лишь омонимом слову мат в значении `обсценная брань`.
Во-первых, "матерным" (или, как еще говорят, "матным", "матюшным", "матюжным") уже много столетий именуют выражение ебать твою мать. Именно в этом смысле говорит о мате Б. А. Успенский в своей знаменитой статье [5]. Будучи гипертрофированно вариативным, оно одно генерирует целую область обсценной брани. Так, например, все эвфемистические образования, получаемые в современном языке в результате табу, налагаемого на упоминание "матери" в обсценном контексте, также могут восприниматься как "матерные" (запрет указует на объект, создает фигуру умолчания): «ёб твою Господи прости», «ебать твою через семь пар потных портянок», «ебать ту Люсю», «ёб твою ять», «ебать-колотить», просто «ебать!» К "матерной" брани в данном значении этого понятия могут быть отнесены также выражения, порожденные запретом на употребление в выражении («... твою мать») обсценных глаголов ебать, ебсти, ебти, ебить, ебуть, етить, еть, когда обсценная лексика оказывается в целом табуирована: «мать-перемать», «мать твою налево», «мать твою через тульский самовар», просто «мать!» Естественно, к "матерщине" вплотную примыкают выражения, образующиеся в результате двойного табу сразу двух частей выражения (и слова ебать, и слова мать): «етитский бог», «японский городовой», «ёкарный бабай», «ёк-королёк», «йогурт-пармалат», «ядрёный корень», «ядрёны пассатижи», «ёж твою ять», «блядь твою влево», «хлябь твою твердь», «любить-колотить», «ёлки-палки», «ё-мое», «ё-ка-лэ-мэ-нэ», «ёкалыманджары», «пес твою раздери», просто «ё!» и многие другие. Все это не может не размывать границ понятия "матерной" брани.
В письменных текстах распространено также графическое эвфемизирование. Срав. у И. Бродского: «И тут я содрогнулся: Йети!» [6] Более сложный случай: «Континентальная шушера от этого млеет, потому что – полемика, уё-моё...» [7] Последний пример может быть интерпретирован и как результат вторичного эвфемизирования, и как результат вторичного дисфемизирования, нечто «застрявшее» между «ё-мое» и «хуё-моё». В ситуации слабой табуированности "матерщины" всевозможные эвфемистические образования могут актуализировать свою экспрессивность, воспринимаясь порой как еще более изощренные риторические варианты "матерного" выражения. Хорошо иллюстрирует это предположение пример, уже использованный в другом контексте Б. А. Успенским: «Когда Л. Н. Толстой служил в артиллерии (в крымскую кампанию), он стремился "извести в батарее матерную ругань и увещевал солдат: ‘Ну к чему такие слова говорить, ведь ты этого не делал, что говоришь, просто, значит, бессмыслицу говоришь, ну скажи, например, елки тебе палки, эх ты, едондер пуп, эх ты, ерфиндер’ и т. п. Солдаты поняли это по-своему: ‛Вот был у нас офицер, его сиятельство граф Толстой, вот уж матерщинник был, слова просто не скажет, так загибает, что и не выговоришь’"» [8].
Другие обсценные выражения, например блядин сын, тоже иногда воспринимаются как синонимичные основному матерному клише, как "матерные": «Соотнесение матерной брани с матерью собеседника возникает... когда матерная формула превращается в прямое ругательство... и когда, соответственно, выражение типа блядин сын начинает восприниматься как матерщина...» [9]
И, наконец, в собственно "матерном" выражении ебать твою мать экспрессивный акцент может переноситься на слово ебать, и оно уже тоже воспринимается как "матерное слово". Распространенная характеристика "матерного" выражения как "трехэтажного" (то есть состоящего из трех элементов) в переносном смысле употребляется применительно к любому нагромождению брани в речи и также указывает на возможность существования еще одной точки зрения на понятие "мат". В этом последнем значении под "матом" понимается некое экспрессивное ядро обсценной лексики (и прежде всего – лексемы с корнем *еб-, *бляд-, *пизд- и *хуj-). Подобный подход далеко не нов, что следует уже хотя бы из самого заглавия «Словаря Еблематико-энциклопедического татарских м а т е р н ы х с л о в <разрядка моя. – А. П.-С.> и фраз...» 1865 года [10]. С определенной точки зрения, экспрессивность собственно "матерщины" может интерпретироваться как производная от обсценного контекста, и наоборот, в силу своей вариативности "матерная" идиоматика может восприниматься как порождающая обсценность в целом. Конечно, в таком понимании общеупотребительный термин "мат" условен, но если его взять в кавычки, то он может быть использован (в силу своей традиционности) для титула словаря, включающего в себя наиболее экспрессивную непристойную лексику.
Итак, мы условно понимаем под "матом" целый пласт экспрессивной обсценной лексики, однако не будем пытаться выделить какие-либо объективные критерии ее отбора для нашей базы данных, поскольку мат – понятие условное. Это вопрос восприятия тех или иных слов носителем языка. В лексикографической практике мы можем лишь задать списком некий набор корней, производные от которых будут включаться в тот или иной словарь. В "полевых" условиях мы можем констатировать, что одни носители языка считают, к примеру, слово «гондон» матерным, а другие – нет. Тем не менее мы можем констатировать, что рядовые носители языка при проведенных опросах среди матерных слов называют следующие (указаны только непроизводные): 1) ебать; 2) блядь; 3) хуй; 4) пизда; 5) муде; 6) манда; 7) елда; 8) сиповка; 9) секиль (секель); 10) поц; 11) молофья (малафья); 12) дрочить; 13) залупа; 14) минжа; 15) пидор; 16) курва; 17) сперма; 18) гондон (гандон); 19) менстра; 20) хер; 21) куна; 22) срать; 23) ссать; 24) бздеть; 25) пердеть; 26) дристать; 27) говно (гавно); 28) жопа; 29) целка; 30) королёвка (королек); 31) трахать; 32) харить; 33) минет; 34) жрать; 35) блевать и некоторые другие. Однако чаще всего в качестве "матерных" называются первые 7 лексем и/или их производные. При этом само выражение ебать твою мать в качестве "матерного" называется редко. Как показывают опросы, современный носитель языка понимает под "матом" всю обсценную лексику (а не фразеологию). При таком явно расширенном понимании понятие "мата" практически совпадает с понятием "обсценной лексики". Однако состав обсценной лексики неоднороден, она образует как минимум две «автономные» группы. Первая, которую можно было бы условно определить как собственно "мат", – это, конечно же, лексика, связанная с сексуальной деятельностью человека. Вторая – с другой, не менее важной функцией телесного низа – дефекацией (№ 22–28). Их языковая «автономность» проявляется, к примеру, в способности образовывать местословные синонимические ряды, обозначающие одни и те же понятия: хуй / ссака – `пенис`, ебальник / пердильник и ебало / пердило – `лицо; рот`, измудиться / изговниться – `утратить свои положительные качества и актуализировать отрицательные`, вхуячить / впердолить / запиздячить / запердячить и захуячить – `совершить сексуальный контакт`, охуеть / обосраться – `испытать чувство, какое вызывает в человеке новая и неожиданная информация, воспринимаемая как несоответствующая действительности`; `испытать приятное чувство, какое вызывает в человеке что-л. положительное, приятное для него`; `испытать неприятное чувство, оказавшись в ситуации, воспринимаемой человеком в качестве опасной`; `испытать неприятное чувство, какое бывает, когда человек выполнял трудную работу до тех пор, пока не израсходовал все силы и не утратил способность дальше выполнять эту работу`; хуеплёт / пердоплёт – `человек, так часто и подолгу совершающий акт устного общения, что окружающие воспринимают это отрицательно`, мудило / пердило `неприятный человек`, выблядок / высирок – `неприятный человек`, хуячить/пердячить – `совершать сексуальный контакт`; `наносить удары кому-л.`; `перемещаться в пространстве`, пиздоглот / говножор – `неприятный человек` и многие другие.
В самом деле, эти две группы слов обладают разной степенью экспрессии, разной системой табу, имеют разную стилистическую окраску. В словаре они должны сопровождаться разными стилистическими пометами, что, в свою очередь, требует их терминологического разделения. Последнюю группу лексем (№ 22–28) вместе со всеми их производными можно было бы условно определить как обсценную лексику в широком понимании и сопровождать в словарях пометой «обс.». Этот термин вполне традиционен. "Матом" условно (но вполне традиционно для разговорной речи) можно именовать наиболее экспрессивное ядро непристойной лексики (№ 1–7). Действительно, "матерной" лексикой рядовой носитель языка сейчас обычно именует наиболее непристойную лексику, связанную с сексуальной деятельностью.
Однак в настоящее время понятия матерная лексика и обсценная лексика употребляются как синонимы.
Мы здесь и далее будем условно пользоваться выражениями "мат", "матерная лексика" и "матерная фразеология" именно в указанном значении. В то же время за пределы объекта "матерная лексика" должны быть выведены все литературные и разговорные синонимы-эвфемизмы (сохраняющие свои основные, литературные значения), даже такие экспрессивные, как слово яйца). Конечно, граница в данном случае чрезвычайно зыбка и условна, но существование в литературном языке сочетаний типа залупить яйцо (т. е. `очистить яйцо от скорлупы`) однозначно говорит нам о невозможности включения подобных лексем в словарь русского мата, несмотря на наличие у таких слов не только литературных, но и обсценных значений. С матом нельзя смешивать и арготизмы. Одних только воровских арготизмов со значением `проститутка` в русском языке десятки: алюра, амара, баруха, бедка, бикса, бланкетка, лакшовка, лярва, мара, маресса, маруха, профура, профуратка, профурсетка, псира, тына, флика, фоска, фура, хабара, хавыра, хавырка, хлына, хмара, хуна, шалава, шкирла, шкица, шмара, шмоха и т. д. Все-таки под матерной лексикой принято подразумевать общеупотребительную лексику (точнее, общеизвестную, – большинство людей ею обычно не пользуется, но знает). Наконец, чтобы провести границу между матерной лексикой и остальными обсценными словами, семантически близкими к мату, нельзя упускать из виду исключительную речевую частотность и словообразовательную активность первых. Записи показывают, что первые пять-семь слов (№ 1–7) образуют несколько тысяч производных (в словаре Drummond–Perkins [11] таких производных лексем немногим более трехсот), в то время как все остальные обсценные лексемы вместе взятые – лишь несколько сотен производных. Благодаря своей "местоименности" и "местоглагольности" матерная лексика оказывается способной заменять не только любое слово, но даже выполнять "местоязыковую" функцию в целом, как бы примеряя маску социолекта (жаргона). Факт употребления мата в функции интерпрофессионального квазижаргона общеизвестен. Его хорошо иллюстрирует следующий пример: «– Ну-ка, въебачь сюда эту хуевину! А теперь ебни сверху и закрепи ее на хуй! – говорил русский бригадир строителей Петеру, что в переводе на любой нормальный язык должно было означать: "Ну-ка, вставь сюда эту деталь! А теперь ударь ее сверху и плотно закрепи!"» [12] Мат представляет собой уникальный материал для языковых игр, занимая при этом совершенно особое место в структуре языка в целом. Мат пародичен, поскольку способен порождать чуть ли не бесконечное количество дисфемизмов, "обсценитизируя" любое литературное слово: «На столике у них маслице да фуяслице, плащи на крючках покачиваются, чемоданчики в чехолках. Едут мимо жизни, семафоры зеленые...» [13] Фуяслице (традиционная эвфемистическая замена «х» на «ф») не только может выступать в роли дисфемизма по отношению к «маслицу», но в данном случае вообще означает все продукты питания, находящиеся на «столике» (своеобразное «etc»). Мат в своей жаргонной ипостаси способен охватывать весь предметный мир вполне благопристойного быта. В таком контексте любое выражение, например «пуп земли», приобретает известную эвфемистичность. Эту особенность мата очень тонко подметил еще И. А. Бродский: «…Матерились так часто, что обыкновенное слово, вроде «самолет», прозвучало бы в их речи для прохожего как нечто исключительно похабное...» [14] То же свойство языка очень красиво определено М. Л. Гаспаровым: «Автор доводит текст до такого градуса, что простое слово «большой» ощущается как жуткая непристойность» [15]. С этой точки зрения литературный язык может восприниматься чуть ли не как составная часть обсценного жаргона – как его "подтекст" или, наоборот, как некое грандиозное эвфемистическое образование. Нейтральные слова загружаются обсценными значениями. При подготовке словаря русских эвфемизмов нам удалось зафиксировать одних только эвфемизмов со значением `пенис` более семисот.
Итак, выделять "мат" можно лишь условно как некий набор экспрессивных лексем, обозначающих половые органы или процесс совокупления. Причем слово блядь стоит особняком в этом ряду, поскольку обладает меньшей экспрессивностью, не так строго табуировано, не так давно стало окончательно непристойным и т. д., но, поскольку оно называется среди матерных слов всеми без исключения информантами, то может тоже условно рассматриваться как непристойное. Слова елда и манда в XX столетии в значительной степени утратили свою обсценность, но, как показывают тысячи дошедших до нас фольклорных и рукописных анонимных обсценных текстов прошлого столетия, они были одними из самых частотных обсценных слов. Лишь по традиции все эти лексемы и все их производные можно именовать "матерными".
По сути, любое определение такого условного понятия, как "мат", сведется к тому, что "мат" – это то, что мы называем "матом", то, что воспринимается нами как "мат". Мы ставили перед собой задачу лишь попытаться условно определить границы объекта, то есть дать некоторые разъяснения, почему мы условно проводим эту границу так, а не иначе. Для словаря мы в рабочем порядке задаем основные непроизводные "матерные" лексемы просто списком. Первые 7 томов "Словаря русского мата" будут посвященые матерным лексемам хуй, пизда, ебать, блядь, мудо, елда, манда и обсценным лексемам жопа, говно, срать, ссать, бздеть, пердеть. Последовательность выхода томов будет определяться объемом собранного материала и степенью его обработки. Тома 1 и 2 (хуй и пизда) уже опубликованы в издательстве "Лимбус-Пресс". Том 3 готов к печати (ебать).
[1] Скворцов Л. И. Стихия слова: О русском мате // Русский декамерон. М., 1993. С. 5–6
[2] Этимологический словарь славянских языков: Праславянский лексический фонд / Трубачев О. Н. [ред.]. Вып. 18. М.: Наука, 1993. С. 10–11
[3] Там же, с. 5
[4] Там же, вып. 17. М.: Наука, 1990. С. 236
[5] Успенский Б. А. Религиозно‑мифологический аспект русской экспрессивной фразеологии: (Семантика русского мата в историческом освещении) // Semiotics and the History of Culture: (In Honor of Jurij Lotman studies in Russian) / UCLA Slavic Studies. Vol. 17. Ohio, 1988
[6] Бродский И. А. Путешествие в Стамбул // Бродский И. А. Форма времени: Стихотворения, эссе, пьесы / В. Уфлянд [сост.]. Т. 1–2. Минск: Эридан, 1992. Т. 2. С. 379
[7] Бродский И. А. Посвящается позвоночнику // Бродский И. А. Форма времени: Стихотворения, эссе, пьесы / В. Уфлянд [сост.]. Т. 1–2. Минск: Эридан, 1992. Т. 2. С. 353
[8] Успенский Б. А. Религиозно‑мифологический аспект русской экспрессивной фразеологии: (Семантика русского мата в историческом освещении) // Semiotics and the History of Culture: (In Honor of Jurij Lotman studies in Russian) / UCLA Slavic Studies. Vol. 17. Ohio, 1988. P. 210
[9] Там же, с. 246
[10] Словарь Еблематико‑энциклопедический татарских матерных слов и фраз вошедших по необходимости в русский язык и употребляемых во всех слоях общества. Составили известные профессора. Г..... .нъ Б....въ. 1865. – ОР РНБ. В составе собрания Г. В. Юдина.
[11]Drummond D. A., Perkins G. Dictionary of Russian Obscenities. 3 rev. ed. Oakland, 1987
[12] Кунин В. В. Русские на Мариенплац: (Рождественский роман в 26 частях). СПб.: Новый Геликон, 1994. С. 124
[13] Солженицын А. И. Один день Ивана Денисовича // Новый мир. 1962. №11. С. 41
[14] Бродский И. А. Меньше чем единица // Бродский И. А. Форма времени: (Стихотворения, эссе, пьесы) / В. Уфлянд [сост.]. Т. 1–2. Минск: Эридан, 1992. Т. 2. С. 322
[15] Гаспаров М. Л. Классическая филология и цензура нравов // Лит. обозр. 1991. № 11. С. 4